– Не ушла. – Мерет робко улыбнулся. – Я могу ее позвать. Если хотите.
Лиетт покачала головой.
– Нет. Не говори ей, что я пришла в себя. – Девушка взглянула на него через бифокалы, глаза за линзами блестели. – Прошу.
Тело без головы не исцелить.
Первое, что сказал ему учитель. Сперва Мерет решил, что это утверждение потрясающе очевидно – ну, или где-то есть куча людей, страшно заблуждающихся насчет последствий обезглавливания. Однако с годами он убедился в мудрости этих слов.
Исцеление – это куда больше, чем швы и перевязки. Приготовить чай для скорбящей вдовы. Помочь ребенку понять, что шрам не сделает его хуже. Посидеть тихонько рядом, выслушать все, что болит.
А в этом случае – сохранить тайну.
Чтобы помочь Сэл, нужно помочь Лиетт. Чтобы помочь Лиетт, нужно, чтобы она ему доверилась. Мерет не видел смысла в этой тайне. Но, с другой стороны, не он же тут с перебитой ногой.
«Незначительный перелом, – напомнил себе Мерет. – Ты же сам знаешь».
Он улыбнулся Лиетт, понимающе кивнул и развернулся на выход.
– Она от этого вина плеваться будет.
Мерет издал звук, похожий на фырканье.
– Это Кармин Катамы. Выдержанное.
– А неважно. Скажет, что на вкус как жопа скунса.
Мерет глянул на бутылку, нахмурился и продолжил шагать. Лиетт, может, действительно была достойна того, чтобы ее вытащили из пылающих обломков, но сие не обязательно делало ее знатоком вина.
«Кроме того, – подумал Мерет, спускаясь по ступенькам, – откуда ей вообще знать, какова на вкус жопа скунса?»
– УБИЙЦА!!!
Крик долетел до лестницы – такой силы, что сотряслись половые доски. Мерет достаточно хорошо знал голос Синдры, чтобы знать и ее гнев – тот был для нее как клинок, который она обнажала, лишь когда намеревалась кого-то им убить.
Именно поэтому Мерет знал и то, что нужно бежать.
– Синдра!
Он ворвался – и широко распахнул глаза, увидев бывшую революционерку, привалившуюся к стене. И прижатую мощным предплечьем Сэл.
С клинком Синдры, обнаженным, поблескивающим, у горла.
– Сраный скиталец, – прорычала Синдра. – Плевать, какую мерзкую историю вы плетете или какой кретин вам верит, вы, мать вашу, все одинаковые. Все до одного убийцы и мрази, которым насрать на все, кроме себя любимых.
– Синдра, перестань! – заорал Мерет и бросился ее оттаскивать. Но его крики, как и попытки сдвинуть ее руку оказались тщетны – у Синдры была фора в четыре дюйма, двадцать футов и тридцать с лишним лет подпитанной пропагандой твердолобости. – Отпусти ее!
– Когда ты их позвала? – прорычала Синдра, не отводя от Сэл ни клинка, ни взгляда. – Как они далеко? Сколько у нас времени?!
– Синдра! – завопил Мерет. – Синдра, послушай! О чем ты? О ком ты вообще?
– О солдатах!
Она развернулась, и он ее не узнал. Синдра всегда была кремнем – жесткие грани, отточенные жизнью пожестче, – но лицо, которое она ему показала, маску с дикими глазами, стиснутыми зубами и отчаянным ужасом, просочившимся в каждую морщинку, Мерет видел в жизни лишь несколько раз.
У Синдры – никогда.
– Я видела их, Мерет, – прорычала она. – Видела!
– Видела что?!
– Птиц. Здоровых имперских верховых, они неслись по небу в лиге отсюда, а то и меньше. Понимаешь, что это означает?
Мерет поколебался с ответом. Слишком долго.
– ПОНИМАЕШЬ?! – Синдра сделала выпад – Мерет отскочил на шаг – и снова повернулась к Сэл. – Она-то ясен хер понимает. Каждый зажратый скиталец когда-то был зажратым имперцем. Ты понимаешь, что значат эти птицы. – Синдра сощурилась. – Ты знаешь, что они – только начало. Потом придут солдаты. Потом придут маги. Грядет битва, так ведь?
Сэл промолчала. Сэл не дрогнула. Она как будто даже не замечала ни прижатый к ее горлу клинок, ни расцветающую под ним алую полосу. Сэл не сводила глаз с Синдры – холодных, голубых и пустых, как свежий снегопад.
Вызов это или смирение, решать оказалось некогда. Мерет был бы херовейшим целителем в окрестностях, если бы позволил обезглавить человека у себя на глазах.
– Синдра, – заговорил он спокойно, мягко. – Сколько было птиц?
– А?
– Сколько птиц? – переспросил Мерет, сглатывая дрожь в голосе.
– Думаю… шесть.
– Думаешь?
– Я… я думаю, да.
– Хорошо, шесть птиц. В какую сторону они летели? Помнишь?
Синдра сжала губы, заворчала.
– Север.
– Север, – повторил Мерет. – Прочь от Малогорки?
– Ты куда, мать твою, клонишь?
Он поднял руку, успокаивая.
– Я тебе верю. Шесть птиц, которые удалялись от поселения. Я тебе верю. – Он задержал дыхание, потом выдохнул. – Но если бы она была тут замешана, разве они за ней бы не вернулись?