– Блядь.
Мерет даже не заметил, что Синдра все это время стояла рядом. Она по-прежнему глазела на рану в облаках, разинув рот, несмотря на липнущий к губам пепел.
– Это же… корабль, – прошептала Синдра с благоговением. – Гребаный аэробль. Личный флот Великого Генерала. Я помню агитплакаты. – Она сглотнула ком. – Эта штука – революционный трофей. Его здесь так просто не оставят. Надо собрать всех и увести из города, пока за ним не явились.
Очень хороший совет, подумал Мерет.
И если бы расслышал полностью, то наверняка бы согласился.
В действительности он уловил только около половины – прежде чем ринулся, как гребаный кретин, к останкам судна.
Мерет понимал, что это глупо. Но также глупо было являться в Долину помогать людям, еще глупее – вообще становиться аптекарем, так что причин останавливаться сейчас он не видел. Только замедлил ход – крикнуть любопытным и перепуганным зевакам, которые высыпали наружу посмотреть, как на город обрушилось небо, чтобы они убирались подальше. Он так и не остановился, пока не обнаружил первое тело.
Мерет споткнулся об него и чуть не воткнулся лицом в горелую землю. Обернувшись, скривился при виде синего мундира, увешанного симпатичными медальками. Лечение революционеров – дело рискованное, они имели привычку в знак благодарности за труды забирать благодетеля к себе в новобранцы.
К счастью, этот парень оказался мертв.
К несчастью, прикончила его магия.
Из груди торчала сосулька длиной с мужскую руку, вокруг нее вилась холодная дымка, несмотря на пылающий вокруг огонь. Такое мог сотворить только маг. А магов, не принадлежавших Империуму, не так уж много. А значит, этот корабль привела сюда война.
А корабль, в свою очередь, привел сюда войну.
Мерет поднялся на ноги и узрел остальные тела, словно пепел разметавшиеся по полю, наполовину скрытые клубами песка и пыли. Большинство из них, сгорев заживо, медленно тлели рядом с обломками корабля. Некоторые лежали раздавленные или сломанные, как игрушки, отброшенные в сторону при ударе. Еще кое-кто погиб от более необычных причин. Но мертвы были все.
Стольких за один раз Мерет еще не видел.
– Ах ты ж мудила!
В плечо впилась рука. Мерет мигом развернулся – в страхе, что Революция успела явиться за своей военной машиной или это мертвецы восстали из-за какой-нибудь магической срани. Лицо разъяренной Синдры заставило подумать, что, может, оба варианта были не так уж плохи.
– Ты не догоняешь, что тут творится?! – рявкнула она. – Этот корабль видела вся Долина. Либо Революция заявится за обломками, либо Империум завершит начатое, а что одно, что другое кончится вот чем: Малогорка и все в ней сдохнут.
– Но я должен помочь… – слабо начал Мерет.
– Помочь чему?
Хороший вопрос. Тут ничего не попишешь. Даже если бы Мерет все-таки умудрился отыскать выживших, как травы и мази помогут людям, которых раздавило гигантским аэроблем или прожарило разразигромом, или что там еще творят эти, мать их, маги?
Зато он мог что-то сделать для народа Малогорки. И помощь им понадобится. Что бы еще ни принес этот день, ни к чему хорошему дело не придет.
Мерет, вздохнув, кивнул Синдре. Та шлепнула его по голове ладонью, и они вдвоем зашагали обратно.
Пока, по крайней мере, не шелохнулась груда обломков.
Мерет уловил глухой треск. Развернувшись, увидел, как шевельнулись наваленные доски. Направился к ним и, словно в ответ, оттуда к нему что-то потянулось.
Ладонь. Затянутая в грязную кожаную перчатку, запятнанную кровью. От запястья к локтю вились татуировки с бело-голубыми облаками и крыльями. Кто-то выпростал из-под завала руку, пальцы подергивались.
Живой.
Нуждающийся в помощи.
Или так думал Мерет, когда рванул в ту сторону. Но когда до груды обломков осталось футов десять, она вдруг сдвинулась. Окутанный клубами пепла силуэт толкнул вверх огромную балку. Пара татуированных рук подняла ее и – послышалось натужное хеканье – откинула вбок.
Дым рассеялся. Огонь угас. И Мерет увидел стоящую там женщину.
Живую.
Она была высокой, поджарой; жилистое, мускулистое тело, не то чтобы особо прикрытое грязной кожаной одеждой, содрогалось от тяжелого дыхания. Не слишком прикрывала одежда и ее многочисленные старые шрамы и свежие раны. На бедре болтались пустые ножны. Ее волосы, по-имперски белые и грубо остриженные, присыпало пеплом. Светло-голубые глаза пялились на поле – пустым взглядом.