Это слово ударило меня по лицу, будто Фанни дала мне пощечину. Я даже почти встала.
Африка.
Я не слышала этого слова, пока не оказалась… здесь. А побывать-то мне довелось во всяких местах со странными названиями и жить разными жизнями. Я их позабыла. Почти. Но не совсем. Не могу.
Теннесси. Остановка.
Старая Вирджиния, говорят, теперь есть еще одна.
Ямайка, помню ее запах. Помню первое место, где я ступила на твердую землю после стольких дней в море… этом бескрайнем, прекрасном, темном, ужасном, смертельном море… по волнам плывут обтянутые кожей кости, а за ними мчатся огромные плавники. Караван смерти. Очень похоже…
Южная Каролина и тот остров, где игбо[2] выходили в море.
Норфолк.
А теперь этот Огайо и разлившаяся быстрая грязно-коричневая река.
Я много где побывала и отправилась назад. И оказалась в том месте, о котором сказала Фрэнсис. Африка.
Не помню даже, как это и называется-то. Странное такое слово, трудно выговорить. Совсем не так, как давным-давно, в то время, когда я жила там…
– Что ты сказала, мама Грейс? – спрашивает Ники. – Иногда она что-то бормочет, – поясняет он переписчику.
Я открыла рот, но оттуда не вылетело ни звука. Тогда я открыла глаза и моргнула. Солнце, собираясь отправиться освещать другую сторону мира, сияло во всю мочь. Откуда я родом? Я вижу место, которое так давно покинула. У него есть свое название. При мысли о нем у меня перехватывает горло. Запахи… Звуки, пение птиц, птиц, которые сюда не долетают. Прошли годы, десятилетия, несколько жизней… Интересно, существует ли еще это место? Я познакомилась со многими оттуда, когда выбралась из той большой лодки. Некоторые были похожи на меня, и речи их были мне так же знакомы и близки, как душа моей матери. Были и другие. Стоя бок о бок с ними на рынках, я выучила некоторые их слова. Эти люди были темнокожими, как и я, но их лица отличались от моего. Многие вели себя странно, некоторые поклонялись злым богам. Они пели свои песни о землях по ту сторону бескрайних воды и песка и о тамошних событиях. Да, я знала многих, таких, как я, привезенных издалека…
Что произошло там после того, как нас насильно переселили сюда? Землю затопили мрачные воды, как пелось в старинных песнях? Или ее постигла мерзость запустения? Она превратилась в пустыню, в место, о котором синекожие печальные люди[3] рассказывали в своих сказках, – там нет ни деревьев, ни воды, а только песок, похожий на волны?
Там больше нет людей? Их всех… нас всех привезли сюда?
Мы называли это место по-разному, многими именами, но они обозначали одно и то же место. И никто, пришедший оттуда, никогда не употреблял это слово: Африка.
Никто.
И вот теперь я, та, что прожила очень долго, сижу и думаю, а не единственная ли я в этой Америке, кто помнит, откуда мы все были.
Не последняя ли я?
– Эй, бабушка, ты откуда родом? – крикнул переписчик.
Мне не нравится, когда меня называют «бабушка». Меня зовут не так.
Фанни процедила сквозь зубы:
– Мама Грейс прекрасно слышит.
– Из Эдо[4], – ответила я белому парню. – Я родом из Эдо.
Я закрываю глаза и позволяю горячему солнцу целовать мои веки.
2
Убийца мужчин
1758 год или позже
Я прошла через дверь, откуда нет возврата, наделенная только судьбой да именем. С тех пор я прожила много жизней, накидывая и снимая их, как шали, то жесткие и грубые, будто из дешевой шерсти, то мягкие и легкие, словно китайский шелк. Меня называли разными именами, и я откликалась на них, хотя ни одно не было моим. Это тоже были своего рода шали, в которые другие люди считали своим долгом заворачивать меня.
Настоящее имя я храню у самого сердца.
И никогда его не назову.
Этим именем меня нарекли родители. Его мало кто слышал и тогда, годы и годы назад, а теперь, когда они мертвы, ушли в страну теней и шепота, и подавно некому произнести. Маленькую меня родители называли ласковым именем, но не тем, что дали при рождении. У братьев и сестер были припасены для меня разные прозвища, то добрые, то насмешливые. Тогда мне это не нравилось. А сейчас? Думаю, родные оказали мне благодеяние. Мое настоящее имя не слетало с чужих уст, поэтому осталось только моим. Здесь никто не сумеет его написать. Я и сама-то не могу. С тех пор, как я в последний раз слышала родную речь, прошло много лет. Но сила тайного имени всегда оберегала меня.
Историю моего появления на свет следует рассказывать в кромешной тьме, когда работы уже закончены, дети спят и лишь тлеющие в очаге угли бросают на лица слушателей немного света. Звучит она неправдоподобно, и, если бы мне ее рассказали, я подумала бы, что речь в ней идет не обо мне, а о девочке из дальних неведомых краев. О девочке, чье имя означает «маленькая птичка».