Пройдя сквозь все любовные мытарства,
хочу любовь забыть навеки я.
Дает мне разум верное лекарство:
во всем открыться, правды не тая.
Мою ошибку и твое коварство
искупит только исповедь моя.
СОНЕТ,
в котором говорится, что того, кто недостоин любви, не следует ненавидеть, ибо ненависть, как и любовь, удерживает его слишком близко от сердца
Зачем тебя, мой недруг, все сильней
и ненавижу я и проклинаю:
я кровью скорпиона меч пятнаю,
кто топчет грязь, сам пачкается в ней.
Твоя любовь была, увы, страшней,
чем смертоносный яд — я умираю...
Столь низок и коварен ты, что знаю:
не стоишь ненависти ты моей.
Себя я ложью пред тобой унижу,
коль скрою, что когда восстановить
хочу былое в памяти, то вижу:
ты ненавистен мне, но, может быть,
то не тебя — себя я ненавижу
за то, что я могла тебя любить.
СОНЕТ,
в котором судьба осуждается за двуличие
Какую я обиду нанесла
тебе, судьба? Какое злодеянье
свершила я, коль тяжесть наказанья
все мыслимые грани превзошла?
Столь беспощадна ты ко мне была,
что верю я: ты мне дала сознанье
лишь для того, чтоб я свои страданья
еще острее сознавать могла...
Мне вслух ты не жалела славословья,
под ним хулу и ненависть тая;
от ласк твоих я истекала кровью...
Но, видя, сколь щедра судьба моя
и сколь я взыскана ее любовью,
никто не верил, что несчастна я.
СОНЕТ,
в котором доводы рассудка служат утешением в любовной скорби
Печалью смертною поражена,
любовью ввергнутая в униженье,
я призывала смерть как избавленье,
моля, чтоб не замедлила она.
Всецело в боль свою погружена,
душа вела обидам исчисленье,
столь приумножив их, что для забвенья
мне б тысяча смертей была нужна.
Когда ж от яростного бичеванья
готово было сердце умереть,
истерзанное горечью страданья,
«Ужели смеешь ты себя жалеть, —
спросило вдруг меня мое сознанье, —
кто был в любви счастливее, ответь?»
СОНЕТ,
в котором воображение тщится удержать уходящую любовь
Виденье горького блаженства, стой!
Стой, призрак ускользающего рая,
из-за кого, от счастья умирая,
я в горести путь продолжаю свой.
Как сталь магнитом, нежностью скупой
ты сердце притянул мое, играя...
Зачем, любовь забавой полагая,
меня влюбленной сделал ты рабой!
Но ты, кто стал любви моей тираном,
не торжествуй! И пусть смеешься ты,
что тщетно я ловлю тугим арканом
твои неуловимые черты, —
из рук моих ты вырвался обманом,
но ты навек — в тюрьме моей мечты!
СОНЕТ,
в котором лицемерная надежда осуждается за сокрытую в ней жестокость
Надежды затянувшийся недуг,
моих усталых лет очарованье,
меня всегда на равном расстоянье
ты держишь от блаженства и от мук.
Твоих обманов вековечный круг
весов не допускает колебанья,
чтоб ни отчаянье, ни упованье
одну из чаш не накренило вдруг.
Убийцей названа ты не напрасно,
коль заставляешь душу ежечасно
ты равновесье вечное хранить
меж участью счастливой и несчастной
не для того, чтоб жизнь мне возвратить,
но чтоб мою агонию продлить.
СОНЕТ,
в котором содержится суждение о розе и созданиях, ей подобных
Богиня-роза, ты, что названа
цветов благоуханною царицей,
пред кем заря алеет ученицей
и снежная бледнеет белизна.
Искусством человека рождена,
ты платишь за труды ему сторицей...
И все ж, о роза, колыбель с гробницей
ты сочетать в себе осуждена.
В гордыне мнишь ты, пышно расцветая,
что смерть твоей не тронет красоты...
Но миг — и ты, увядшая, больная,
являешь миру бренности черты...
Нам жизнью праздной внушая, ложь надежд
нас мудрой смертью поучаешь ты.
СОНЕТ
Надежда! Позолоченный обман!
Отрада нашего существованья,
неясный сон в зеленом одеянье,
неистовых мечтаний ураган!