Он шел по аллее совершенно спокойно. Под тенью голубых широких листьев было гораздо прохладнее. Аллея вела на юг. Солнце с запада склонялось к югу. По наметившемуся пути Солнца академик привычным взглядом определил:
«Местоположение нашего пункта — умеренный пояс Десятой».
Это его успокоило. По-видимому, здесь ему не грозили ни арктические морозы, ни тропическая жара. Утро дышало очарованием. Цветы, приятным бордюром окаймлявшие дорожку, радовали академика. Он не очень много понимал в ботанике, но ему было ясно, что прихотливые очертания цветов и листьев совсем не похожи на земные. Несколько странных деревьев с толстыми мясистыми стволами показались ему похожими на араукарии. Под ногами среди шуршащего песка его внимание привлекли раковины четырехугольной формы. Они блестели, как золотые. Академик поднял их и с любопытством рассматривал. Они напомнили ему страницы геологического атласа, и он положил в карман несколько крупных раковин, достойных занять почетное место в коллекциях музея ГАИ.
Он не заметил, как очутился на треугольной площадке. Каждая из ее сторон была отделена от остального пространства невысокой изгородью. Таблички со знакомыми письменами сообщали то, чего не мог прочитать академик. Он смотрел на табличку. Волнистые линии окружали квадрат, перечеркнутый черным…
Ему захотелось посмотреть, что находится за изгородью.
Он заглянул и отшатнулся, пораженный ужасом.
XII
Большое поле являло собой страшную картину разрушения. Развалины зданий, опаленные огнем, стояли вдали. Почва, изрытая рвами, была покрыта обломками машин. Какие-то металлические коробки громоздились одна на другую, зияя пробоинами, исковерканные и странные. В небо смотрели жерла черных труб, изогнутых, свернутых, как будто ими забавлялись гиганты. Камни, черные от дыма и серые, от пепла, громоздились один на другой. Совсем близко можно было различить острия копий, валявшихся у самой изгороди, и множество обломков предметов, назначение которых академику не было знакомо. Среди этого хаоса белели куски, взгляд на которые заставил старого ученого содрогнуться. Это были кости людей. В этом не было сомнения. Кости и черепа обильно покрывали это поле смерти.
Потрясенный, академик отступал медленным шагом. Ему опять показалось, что кто-то стоит за ним. Он даже почувствовал на своем затылке чье-то спокойное дыхание. Он обернулся. Но опять, как и раньше, он был одинок на треугольной площадке.
Табличка с двумя перечеркнутыми четырехугольниками словно звала его ко второй изгороди. В изнеможении он облокотился на эту изгородь. Он видел перед собой изрытое продольными рвами поле. Ни одной травинки не росло на этом высохшем, каменистом унылом пространстве. Насколько видел глаз, этот странный пейзаж уходил в глубокую даль, казавшуюся бесконечной.
На перекладине изгороди академик заметил какой-то выступ. Около него была прикреплена табличка. Чтобы лучше рассмотреть ее, академик оперся рукой о выступ.
Он не заметил, как начало изменяться поле, но теперь оно ожило. Из рвов выскакивали странные человекообразные существа и с воем бежали вперед. Академик видел, как бежал один из них, низколобый, с глазами маньяка. Он бежал, держа в руках какую-то странную палку. Он бежал навстречу людям.
Кровавая схватка развертывалась перед глазами академика.
«О, здесь есть люди!» успел подумать ученый.
Поле заволакивалось дымом, среди которого вспыхивали яркие багровые языки пламени. Грохот сражения оглушил академика.
И он содрогнулся, когда услышал далекий крик. Ему показалось, что это кричит Юра.
XIII
Академик бросился по направлению, откуда слышался крик, и очутился у третьей изгороди. Ему некогда было заниматься рассматриванием табличек. Он заглянул за изгородь, откуда, как ему казалось, послышался голос Юры.
Ряд приземистых, низких, как бы вросших в почву строений расстилался перед ним. Окна в переплетах тяжелых решеток зияли, словно глаза мертвецов. У ближайшего строения стоял низколобый человекообразный маньяк. Он был тяжел и неподвижен, как изваяние. Он держал в поросших шерстью передних лапах странный длинный предмет с острием на конце. Казалось, он не дышал. Но он поводил глазами, пустыми глазами одержимого. Он взглянул на академика прямо, в упор. Академику стало противно смотреть на маньяка. Он не ощущал теперь страха. Его мучило желание раскрыть странную тайну треугольника. Он вплотную подошел к изгороди и грудью оперся на выпуклости перекладины.