И вот, девушки нашей округи уже познали сладость общения с божеством. Но парням только предстояло узнать Диньку. Это случилось еще через девять месяцев, когда Динька пошел вместе со мной работать на ток.
Чеченцы приняли чужака в штыки. Было достаточно уже того, что он не наш, он русский, а тут еще почти все девушки не сводили с него глаз. Поэтому было решено, что Диньку следует проучить. Я знал, что вставать в оппозицию бесполезно и соблюдал нейтралитет. Учить Диньку должен был Ислам Саибов, из семьи пришлых, кабардинцев, старательно стремившихся очечениться. Саибов был старше и меня, и Диньки, раньше он дрался со мной и чаще всего побеждал. Теперь настала очередь моего друга.
Не прошло и нескольких смен, как Саибов придрался к Диньке, наговорил ему обидных слов и так устроил повод для драки. Драться вышли за ток, к старым комбайнам.
Диньке хватило нескольких минут, чтобы завалить задиру и блокировать его болевым приемом. Динька был очень спортивен, развит. Знал приемы самбо, обладал силой, гибкостью и быстрой реакцией. Толпа парней-зрителей констатировала победу Диньки и стала смеяться над Саибовым. Ислам пообещал, что возьмет реванш завтра.
И так продолжалось смену за сменой. Поединки чужака с Саибовым стали штатным развлечением. Динька демонстрировал разнообразные приемы, укладывал соперника, показывал удушения и другие хитрости самообороны. Но никогда не бил побежденного.
И все же симпатии зрителей, кроме меня, конечно, были на стороне Ислама. Победу Диньки встречали недовольными возгласами и все ждали, когда кабардинец возьмет реванш. И он взял реванш. Это должно было случиться просто по закону вероятности. Однажды Динька, делая сложное движение, не заметил валявшейся в траве железки от комбайна. Он вывихнул ногу и упал. Тут же Саибов навалился сверху и стал кулаком наносить удары по его лицу. Динька был почти без сознания от боли в ноге, от сыплющихся тычков в лицо и не мог достойно сопротивляться. Я потребовал остановить схватку. Парни подождали, пока Саибов не превратил лицо Диньки в кровавое месиво, и наконец оттащили его. Все, объявили они, бой закончен, русский побит.
Но… все уже повернулись к нам, к Диньке и ко мне, помогающему Диньке подняться, спиной и расходились, как…
Вдруг, неожиданно для всех, Динька, собрав остаток сил, оттолкнул меня и сказал, с трудом шевеля разбитыми в кровь губами:
— Я не побит. Я буду дальше драться.
Вся свора в изумлении оглянулась. Саибов, хвастливо посмотрев на парней, подошел к Диньке. Он сделал обманное движение руками, Динька попытался выставить блок и получил удар ногой, с размаху, между ног. Динька согнулся от боли, и Саибов нанес еще один удар ногой, по голове. Динька упал. Ватага злобно хохотала.
А Динька опять встал, еле держась на ногах, попытался принять стойку и знаком показал, что дерется дальше. Саибов быстро приблизился, ударил его кулаком в живот и головой в лицо. Диньку скрючило. Саибов схватил его за волосы и несколько раз приложил коленом, а потом отбросил на траву.
Динька встал, медленно, боком, сжал кулаки, поднял их к разбитому лицу и что-то произнес, кажется, «давай, гад». Я больше не мог на это смотреть, я бросился вперед и встал между Саибовым и Динькой:
— Все, хватит! Если хотите, пусть Ислам теперь дерется со мной.
Самый старший из наших парней, Адам, подошел ко мне и сказал:
— Это не твое дело. Он хочет драться, пусть дерется. Все по-честному, один на один. Когда будет надо, будешь драться ты.
Меня оттащили, а Саибов нанес Диньке еще несколько ударов, но уже шутя, вполсилы. Забежал сзади и ударил Диньку ступней по ягодицам. А Динька внезапно обернулся и сделал красивый мах правой ногой, попав Исламу прямо в челюсть. И, не удержавшись на одной ноге, сам рухнул и уже не мог подняться. Ислам завыл и бросился было на лежащего Диньку, но тут Адам строго крикнул ему:
— Стой!
Динька лежал на траве, Ислам стоял, держа рукой выбитую челюсть, вся компания стояла кругом и смотрела на происходящее в полном недоумении.
— Это очень храбрый русский. Я таких раньше не видел. Он настоящий мужчина, — высказался Адам.
— Он не русский, — это произнес я, и все уставились на меня с непониманием. Я продолжил: — Он не русский. Его отец из нашего тейпа, Эрсной. Просто Динька живет в Туркмении, с матерью, и чеченского языка не знает. Динька сын чеченца.
— Почему ты не сказал нам этого раньше? — спросил Адам.
— Раньше вы бы не поверили. И, главное — разве это важно? Важно, что он настоящий мужчина, храбрец, и теперь вы это знаете, — ответил я.
Мы говорили по-чеченски, и Динька ничего не понял. Адам сам подошел к нему, помог подняться, крепко сжал его руку и обнял, прикоснувшись своей щекой к его щеке.
— Извини, Денис. Ты наш брат, ты мужчина, — это Адам сказал по-русски. Потом обернулся и начал говорить снова по-чеченски, обращаясь к Саибову: — А у тебя нет благородства, в честном бою победить не можешь, только и умеешь что лежачего бить. Кто вы, Саибовы, такие, чтобы поднимать руку на наш тейп? Не смей больше трогать нашего брата.
Это лето, когда мы с Зеликом вместе работали на току, было нашими последними каникулами. И я, и Зелик пошли в школу с шести лет и в шестнадцать уже заканчивали десять классов. Зелик учился на одни пятерки, родители готовили его к поступлению в городской вуз. Меня учеба никогда не интересовала, мне нравилось заниматься спортом, поэтому моя успеваемость была едва удовлетворительной и институт мне не светил.
В тот, выпускной, год я впервые приехал в Шали зимой, на каникулы. Так как летом приезжать уже не собирался: Зелика не будет, да и у меня начнется другая жизнь.
И вот отзвенел последний звонок. Мне было все равно, куда идти учиться дальше, и я подал документы в ПТУ, где учили на электрика. Зелик поступил на юридический факультет Ростовского университета. Об этом я узнал из его письма. Тогда, зимой, мы договорились переписываться. Я продолжал заниматься спортом, участвовал в квалификационных соревнованиях, получил КМС по вольной борьбе.
А в семнадцать произошло вот что. Одна из девушек, с которыми я встречался, забеременела. Дурочка, она даже мне ничего не сказала. Ее положение стало явным, и аборт делать было поздно. К моей матери пришли ее родители. Я все понял, столкнувшись с ними в дверях нашей квартиры. Только я зашел, как мать раскрыла на меня свою пасть и стала орать про то, что я гадкий блядун, и другие мерзости.
Но я остановил ее. Я сказал, мол, мама, яблоко от яблони недалеко падает, так ведь ты думаешь? Какой был мой папаша, такой и я, так выходит? Так вот хрен вам всем. Я женюсь на этой девушке, и мне наплевать, что ты по этому поводу думаешь.
Едва мне исполнилось восемнадцать, мы зарегистрировали брак. Стали жить вместе с ее родителями, которые вскоре стали хорошо ко мне относиться и заботились о нас, молодых, безработных и безденежных. В положенный срок у меня родилась дочь. И был призыв. Никаких отсрочек я добиваться не стал и ушел служить в армию, оставив жену и ребенка на попечение тестя и тещи. У меня была мечта служить в Псковской воздушно-десантной дивизии. И эта мечта исполнилась: приняв во внимание мою отличную физическую подготовку, меня взяли в десант.
Служба проходила в общем хорошо. Первые полгода было тяжело, как всем. Но зачмырить себя я не дал. А когда сошелся с парнями с Кавказа, которые признали меня своим земляком, вопрос о моем статусе даже в условиях дедовщины больше вообще не стоял. Мне нравились постоянные физические нагрузки и строгая дисциплина. А еще атмосфера настоящей мужской дружбы.
Приходили письма от Зелика, он рассказывал о своей студенческой жизни, я отвечал, писал о том, как служу. Первое время мы писали друг другу часто, потом все реже, но надеялись встретиться, когда закончится срок моей службы. Один раз я съездил в отпуск домой, в Безмеин, к жене и дочери.
А потом настал долгожданный дембель. Старшим сержантом, десантником, отличником боевой и физической подготовки я поехал в Туркмению. Но нашел там уже совсем не то, что оставил два года назад.