– А ты говорил, что подобрал очень промокшую. Эта на такую не похожа.
– Я сам вижу, что не похожа. Интересно, может, подменил кто?
– Ты сам-то в это веришь? Ты такой дикий, что никто не решится лезть к тебе в карман. Тем более куртка была надета на тебя, когда ты спал.
– Это точно, подменить не могли. Что же тогда могло произойти?
– Может у тебя две десятки?
– Нет, одна. Если бы у меня было много денег, я бы может и не помнил, сколько и куда их трачу, а свои копейки я всегда помню.
– Верно. Смотри, Гаврош, номер очень прикольный на твоей десятке.
Гаврош посмотрел и улыбнулся, ведь такое не так часто увидишь. Номер «Ты 7777777» красовался на новенькой, еще пахнущей краской десятирублевой купюре.
– Вот это да! – Пропел Гаврош. – Нарочно не придумаешь!
– Семь семерок! Десятка говорит, что ты семь семерок.
– Что это значит?
– Не знаю, может, принесет удачу?
– Да, удача мне не помешала бы.
– Да, и мне тоже.
Что же теперь с ней делать? – Озадаченно уставился на купюру Гаврош.
– Что-что, истратить!
– Как так истратить? Жалко. Она ведь не простая.
– Простая – не простая. О чем ты говоришь? Она твоя и у тебя в руках – это уже удача, а если сможешь ее потратить для себя, то это уже двойная удача!
Гавроша такой довод устроил. Вполне логично, ведь было бы хуже, если бы эта десятка была не у него, а у кого-нибудь другого.
– Хорошо, пойдем, потратим. – Согласился он. – Вот только что можно на нее купить?
– Мороженое! – Громко выкрикнул озаренный идеей Пельмень. – Я так давно не ел мороженого, да и ты, я уверен, тоже. Идем, я знаю, где можно купить два по пять рублей.
– Ого, так дешево?
– Ну, ты брат, меня совсем расстраиваешь. Если я говорю, что такое есть, значит есть. Поверь, мне доверять можно, я друзей не подвожу.
Пельмень схватил Гавроша за рукав и потащил через двор к противоположной улице.
– Вот ты медленный какой, Гаврош! – Возмутился Пельмень. – Жди здесь, давай десятку, я сам сбегаю.
Он схватил протянутую купюру и, оставив Гавроша возле подъезда дома, быстро скрылся из вида за зелеными кустами.
– Игорь?!
Гаврош от неожиданности вздрогнул и обернулся на голос.
– Игорь?! Игорешка!!
Гаврош не мог поверить своим глазам, перед ним стоял никто иной, а собственный отец. Отец! Тот самый, желанный, потерянный и долго не находившийся, любимый, родной Папка!
Слезы радости брызнули из глаз мальчика. Не видя ничего из-за слез, он кинулся к отцу и сильно прижался к нему.
– Папка, папка, папка! – Рыдая, повторял он. – Папка, ты нашелся! Папка! Ну, где же ты пропадал?!
Отец опустился на колени и со всей отцовской любовью крепко прижал к себе своего любимого сынишку. Он очень больно испытывал чувство вины перед этим беззащитным, оставленным им мальчонкой.
– Игорешка, как ты здесь оказался?
– Папка, я искал тебя!
– Что-то случилось?
– Случилось, мы остались одни! Ты нужен нам! Нам без тебя плохо!
– Прости меня, сынок.
Отец и сын стояли, обнявшись, они оба плакали и что-то говорили друг другу. Им столько нужно было сказать друг другу после такой длительной разлуки. Они стояли и совершенно не обращали внимания на прохожих, с удивлением рассматривающих их на ходу. Они не обращали внимания на прохладный ветерок, холодящий утренней влагой после дождя. Они не обращали внимания на слезы на их мужских лицах, стекающих по щекам. Они даже не замечали, как рядом с ними остановился подбежавший парнишка с двумя стаканчиками мороженого в руках. Ему ничего объяснять не надо было, он все понял сам и слезы радости за чужое найденное счастье невольно навернулись на его глаза. Ведь наконец-то сын нашел своего отца, родные сердца вновь воссоединились и забились с новой силой полные счастья и надежды.
2. Продавщица.
– Вот сумасшедший! Ты посмотри! Залетел как угорелый, ни «здрасьте», ни «пожалуйста»! Кинул на прилавок десятку, схватил два мороженых и вылетел на улицу. Невежа!
– Да, молодежь сейчас такая, невоспитанная. Да кто их будет воспитывать? Родителям сейчас некогда, все свое время уделяют работе. Этих невеж нужно еще и содержать достойно.
– Какие там родители у этого босяка? Он дома-то родного никогда не видел наверно, живет где-нибудь в подвалах и ест на помойках.
– Тем более, здесь и речи быть не может о родительском воспитании. Их общество должно воспитывать.