— Точно, проход… — пыхтел Кетов. — Задний!
— Тут аж две галереи! — донесся глухой голос Дворского. В темноте мелькнул слабый свет фонаря. — В той, что справа — завал! Я иду по левой, здесь протока!
— Понял, Федор Дмитрич! Осторожнее там…
— Я чту ТБ!
— Разгребаем, парни!
Лучи налобных фонарей замельтешили впереди, скользя по сводчатому потолку, стесанному явно не природой, и вот подрагивающий свет уперся в комковатую осыпь.
— Отгребайте, — заблеял военврач, — отгребайте!
Заширкали саперные лопатки, и куча дрогнула, поддалась нашим усилиям. Миновал час — и молодецкое хэканье сместилось в область задышливого сопенья.
— Тут что-то есть! — сорвался голос Кетова.
— Где? Что?
— Да вот… Щас… Молоток!
Лучи скрестились на геологическом молотке. Даже рукоятка цела.
— Верным путем гребем, товарищи!
— Ха-ха-ха!
— Э! До самого низа счищаем!
— Да я до самого, това-арищ старший сержант…
— Цыц, салабон…
Притомившись, я вернулся к перекрестку, и зашагал левой галереей. Свода, как такового, не имелось — неровные стены смыкались клином высоко вверху. Впереди мазнуло светом.
— Федор Дмитриевич!
— Туточки я… — натужно донеслось до меня. — Дальше скала, целик! А тут вода вырыла яму, и все тяжелое, вымытое из песчаника, оседает, как в лотке старателя! Вы только гляньте!
Я подошел ближе и склонился. На ладони геолога тускло поблескивал шестигранник.
— Гафний! — возбужденно выдохнул Дворский. — А уж от чего такая деталь, понятия не имею! Это тот самый рудник, на который вышел Ивернев-старший! Возможно, древние таскали отсюда золотые детальки! Как успехи, кстати?
— Молоток нашли, — доложил я. Подумал, и достал из кармана обломок ивернита. — Как вам? Это было в личных вещах Ивернева, он жил у Тахира Мурадовича…
— О-о! — восхитился геолог. — Значит, всё правда! Всё сходится!
Я опустился на колени, закатал рукав, и пошарил рукой на дне. Камни… Камешки… Крошево…
Тяжеленький шестигранник будто сам сунулся в ладонь. Я сжал пальцы. И разжал их уже в кармане. Хватательный рефлекс…
— Харэ, парни! — донесся голос Кетова. — Поздно уже. Завтра продолжим, прямо с утра!
— Так точно, товарищ старший сержант!
— Цыц, салабон! Тебе слова не давали!
Там же, позже
На ужин у нас был жареный сом. Эта вкусная рыба в Мургабе не водилась, ее развели. Сомам понравилось — тепло, еды полно, живи и радуйся.
— Обож… Объелся… — выдохнул Юсупов. — Даже не знал, что речная рыба может быть такой вкусной! Надо же…
— А вот! — гордо залучился Тахир Мурадович.
— Отползаю! — закряхтел Рахимов.
Хозяин накрыл не стол, а пол — застелил ковер скатертью-дастарханом, а вокруг накидал стеганые тюфяки. Рустам удалился на четвереньках, смеша Умара, и уволок тюфячок за собой.
Дворский уже возлежал у стены, приспособив пару расшитых подушек.
— Понимаю! — хихикнул он. — Сочувствую!
— Етта… К утру пройдет! — нашарив пульт, Вайткус впустил в дом программу «Время».
— … Вошли в Адриатическое море в сопровождении новейших эсминцев класса «Шеффилд», фрегатов типа «Кассар» и двух крейсеров-вертолетоносцев, «Инвинсибл» и «Жанна д’Арк», — красиво зачитывала Екатерина Андреева. — Французский авианосец «Фош» прошел залив Отранто, а британский «Куин Элизабет» находится в международных водах напротив Которской бухты, где расположена база Военно-морского флота СССР. С палуб обоих кораблей постоянно взлетают истребители и штурмовики, которые барражируют вдоль морских границ Югославии, часто залетая в территориальные воды. Перехватчики из состава югославских ВВС и Южной группы войск СССР находятся в постоянной боевой готовности…
— Ох, полу-учат… — злорадно тянул Рахимов, подкладывая подушку под голову. — Ох, нарву-утся…
— Давненько мы евроморды не били, — поддакнул Юсупов.
— И заметьте, — прикинул Дворский, — ни одного американца!
— Синти — молоде-ец… — затянул Ромуальдыч. — Разгребает конюшни — и не лезет за океан. Заставить бедных работать, а богатых делиться — етто архисложно!
— Пока не лезет! — парировал Федор Дмитриевич. — Первый срок Даунинг будет пахать, а вот пото-ом…
— Суп с котом, хе-хе…
Я с трудом сохранял живость ума — меня неудержимо клонило в сон. Усталость и обильный ужин так и тянули принять горизонтальное положение, закрыть глаза — и послать реальность куда подальше, променяв ее на смутные ночные грезы.