Позади он увидел черные машины, возвышающиеся над стенами и башнями кошмарного метрополиса. На струях зеленого пламени вдогонку поднималась целая стая кораблей–пауков. Более чем достаточно превосходящие «Пурпурную Мечту» в скорости, вооруженные орудиями, что стреляли солнцами аннигиляционного атомного огня.
ШУТКА
Красный туман над головой таял. «Пурпурная Мечта» рвалась вверх, на свободу пространства, где ее светящийся корпус мог бы остыть. Планета уплывала, превратившись в огромный бесформенный полумесяц тусклого зловещего оранжево–красного цвета.
С нее поднялся рой кораблей–пауков. Безрассудный старт крейсера оставил их слишком далеко позади, чтобы они смогли воспользоваться своим страшным оружием.
Впереди лежал Пояс Смерти, пояс зла.
Зловещая сеть невидимых лучей распространялась от шести движущихся крепостей. Могущественные тайны древней науки. Грозные зоны невидимой радиации, что сокрушали молекулярные связи, заставляя прочный металл и человеческие тела растворяться туманом свободных атомов.
Вспомнив новую информацию Адама Ульмара о том, что они слабее на полюсах, Джон Стар проложил курс на север. Он вел корабль на пределе действия геодинов, уже испытывая тошноту от страха перед барьером, тошноту при мысли о том, что предстоит пережить Аладори. Однако выбора не было.
«Пурпурная Мечта» вонзилась в стену невидимой радиации. Джон Стар был на мостике один.
Неожиданно из его тела пошел кружащийся огненный туман, от панелей и приборов — тоже. Туман возбужденных либо ионизированных атомов, пляшущих точек радужного света. Острая раздирающая боль пронзила тело, завизжала в ушах, запылала перед глазами. Атом за атомом корабль и его тело растворялись. Ослабев от боли, он пытался удержаться в сознании, удержать дрожащий крейсер в узком проходе относительной интерференции волн над полюсом.
Тело его, все более светящееся и прозрачное корчилось в световой агонии. Красное пламя выжигало сам мозг.
Часть его вдруг была поражена внезапным смехом — странным, хриплым и диким. Безумным смехом, лунатическим. Смех потряс его тошнотой нового ужаса, ибо он знал, что смеется сам. Он только что придумал ужасную шутку.
Подобно тем, кто уцелел из первой экспедиции, здоровая часть его знала, что он сходит с ума! Долгое пребывание в красном газе климатического контроля наконец подействовало на него. Сходит с ума! И обречен на смерть от медленного зеленого гниения. Он смеялся. Смеялся над чудовищной шуткой. Шуткой была смерть Системы от безумия и зеленой проказы.
И, между прочим, смерть тех, кто пытался спасти человечество от этой медленной гибели — жуткая шутка. Но зато ужасно смешная.
Миллионы, да что там, биллионы людей смеялись глупо, бессмысленно над тем, как их плоть превращается в зеленую гниль и отваливается, а те, кто задумал их спасти, умрут самыми первыми. Что за космическая шутка! Люди смеются перед лицом красной боли. Мужчины и женщины смеются, в то время как их плоть становится зеленой! Смеются, а тело их распадется, а они смеются до смерти.
Что за вселенская шутка!
Его рука соскользнула с клавиатуры. Он сложился пополам от смеха.
Могли ли медузиане оценить юмор ситуации, когда дождем сыпали на планеты бомбы с красным газом? Или их чудовищная раса слишком стара для смеха? Или они разучились смеяться еще до того, как родилась Земля? Или эти зеленые податливые тела никогда не знали смеха? Надо спросить Адама Ульмара. Надо связаться с медузианами. Надо выяснить.
Он мог рассказать им эту шутку. Космическую шутку. Вся раса смеется, умирая.
Он попытался встать, однако смех не дал ему подняться. Он потер ладони одна об другую. Они были сухими, бумажными. На коже уже формировалась чешуя. Кожа будет отваливаться, а кости станут голыми. Он сам шутка! Что за шутка!
Он лежал на полу и смеялся!
Затем пришло смутное понимание того, что он должен что–то делать. В мозгу вспыхнуло красное пламя. Его рвало от слабости. И тут были остальные. Остальные? Да, Джей, Хал и Жиль. И Аладори! Он не мог их подвести. Но что именно надо делать?
Надо вести крейсер — смутно припомнил он. Через Пояс Смерти. Потом невыносимая боль пройдет. Она покинет и остальных. Аладори! Такая красивая, такая усталая. Он не должен позволить, чтобы она вытерпела такое.
Он боролся со смехом.
Он пытался забыть о шутке. Он бился с болью, пожирающей нервы. Он неуклюже потащился к пульту управления.
Надо провести «Пурпурную Мечту» сквозь радиационный барьер. Он смотрел сквозь радужный туман на полупрозрачные приборы. Он нажимал на клавиши сияющими руками. Он вновь и вновь содрогался от смеха.
Наконец, он понял, что барьер остался позади. Красная боль растаяла, свечение оставило приборы, пляшущий радужный блеск постепенно покинул воздух. Тем не менее, он по–прежнему всхлипывал от смеха.
Наконец, на мостик пришел Джей Калам, изнуренный, бледный от боли, однако спокойный и решительный. После того, как они миновали барьер, он успел побриться и найти новую форму. Он опять был опрятен, чист и серьезен.
— Хорошо сработано, Джон, — сказал он тихо. — Я пока буду на мостике. Я только что говорил с командиром о наших шансах обогнать преследующий флот. Он утверждает, что…
Джон Стар отчаянно пытался слушать и понимать то, что говорил Джей Калам, а также старался хранить молчание. Но шутка, она была ужасно смешная. Он снова разразился безумным смехом, и дикий порыв хохота бросил его на палубу.
Он должен попытаться рассказать Джею Каламу о шутке. Джей Калам ее оценит. Потому что он тоже очень скоро будет смеяться, а его тело превращаться в зеленую гниль.
Однако сквозь смех он ничего не мог сказать.
— Джон! — услышал он испуганный крик Джея Калама. — В чем дело? Ты нездоров?
Джей Калам помог ему подняться на ноги, он держал его, пока тот не смог прекратить смеяться и вытереть слезы.
— Шутка! — прохрипел он. — Роскошнейшая шутка! Люди смеются, умирая!
— Джон! Джон! — Голос его был слаб от невыразимого ужаса. — Джон, что случилось?
Надо было что–то сказать Джею еще. Что–то, что не было бы таким смешным. Он вновь затрясся от смеха и всхлипываний.
— Джей, — сказал он наконец, — я схожу с ума. Это красный газ. Я чувствую его на коже и не могу прекратить смеяться, хотя понимаю, что это на самом деле не смешно. Ты должен взять управление. И пусть Хал запрет меня в камере.
— Зачем?
— Пожалуйста, заприте меня! Я могу причинить вред даже Аладори… И спасайте Систему!
Смех вернулся. Он повис на шее Джея Калама, хныча:
— Подожди немного, Джей! Я расскажу тебе шутку. Такую смешную–смешную! Миллионы людей смеются и одновременно умирают. Даже маленькие дети смеются, а плоть у них гниет. Это самая замечательная шутка, Джей. Космическая шутка над всей человеческой расой.
Смех одолел его. Содрогаясь, он рухнул на пол.
Следующее, что он осознал, это то, что привязан к койке в каюте, а Жиль Хабибула промывает его тело бледным светящимся голубым раствором, очевидно, тем самым, которым пользовался немногословный врач Адама Ульмара в Пурпурном Холле, очень давно, когда он получил ожог красным газом.
— Жиль, — прошептал он, и голос его был хриплым и тихим.
— Да, дружище, — засопел, улыбаясь, Жиль Хабибула. — Ты меня, наконец–то, узнал, дружище. Смертельные времена мы из–за тебя пережили. Не смейся больше, обещай старому Жилю.
— Смеяться? Над чем я не должен смеяться?
Он смутно припомнил некую замечательную шутку, но что это была за шутка, он не мог сказать.
— Ни над чем, дружище, — с облегчением выдохнул Жиль. — Все это пустяки. И ты опять станешь на свои жалкие ноги, дружище, к тому времени, когда мы прибудем в Систему.
— В Систему? Да, я помню. А что, Джей считает, что мы можем уйти от черного флота?
— Ах, дружище, мы давно от него оторвались. Мы подлетели поближе к красному карлику. Они не смогли последовать за нами. Его гравитационное поле остановило у них механизмы управления. Некоторые из них упали на него. Как мы прошли — смертельно близко! Ах, коварную борьбу нам пришлось вести с ними, чтобы оторваться, дружище!