Это уже был человек единой всепоглощающей страсти – мании собирательства. Такой характер издавна описан специалистами в нашей закоулистой и непрозрачной психологии.
Академик Павлов полагал, что собирательство – «…это есть тёмное, нервное, неодолимое влечение, инстинкт…». А многие философы, психологи и психиатры пытались добраться до корней и истоков этой загадочной мании, присущей чуть ли не трети человечества. Теорий было множество, но малоубедительны они все. Ибо собирательство простирается от вкладывания денег до безумной страсти к накопительству совершеннейшей чепухи.
Ильин был собиратель породы редкостной: его привлекал запах старины – отсюда и поразительное разнообразие его коллекции. И ещё скрытность резко отделяла его от великого множества собирателей, склонных свою коллекцию выставлять на общее обозрение и хвастаться ей. Он был великим и необычным коллекционером. Мир праху этого загадочного человека! Огромный камень дикой породы поставили на его могиле городские энтузиасты. А на камне этом – замечательные чьи-то слова: «Книги и вещи на расстоянии дыхания дарили ему радость быть, а не только иметь».
А под каштанами – пещеры
Прямо накануне отлёта вдруг вспомнил я, что уже давно знаю одного гражданина той страны, куда мы собрались в лечебных целях. В Иерусалиме был какой-то вечер, на котором выступал Любимов. После завязалась лёгкая пьянка, я подошёл к нему со своим стаканом и сказал слова, которые он встретил весьма приветливо. «Юрий Петрович, – нагло попросил я, – позвольте с вами чокнуться. Вам это хуйня, а мне – мемуары». Потом я в качестве шофёра привозил к нему Зиновия Гердта и вдоволь понаслаждался неспешной беседой двух этих замечательных людей.
Потом ещё (совсем недавно) мы с ним встретились в доме наших общих друзей – ну, словом, с этого я начал не затем, чтоб ненароком похвалиться, а к тому, что мы летели в Венгрию. У жены моей неладно с лёгкими, а там под Будапештом объявилась (мы об этом слышали впервые) некая подземная пещера, для таких больных целительная. Постоянная в ней температура – 14 градусов (по счастью, плюс 14), а влажность – 98 процентов. Если посидеть в ней каждый день по три часа, то будет изумительный эффект – мы это всё прочли в рекламе и польстились.
По своему глобальному невежеству я ничего почти о Венгрии не знал. Поэтому все первые дни сидел в гостинице (на острове посреди Дуная) и читал усердно книжки, мне заботливо принесённые местными друзьями. Оказалось, что и раньше что-то я слыхал или прочёл, только теперь это совсем иначе зазвучало – и гораздо убедительней. И было увлекательно узнать – а впрочем, я немедля этим поделюсь. Прости меня, читатель, если это всё давно тебе известно.
Венгры появились в Европе в IX веке, прибредя огромным племенем из Зауралья и Сибири. Их ближайшие сородичи (по языку) – это ханты и манси, удмурты и мордвины. О причине, побудившей необозримое скопище людей уйти в неведомые дали, учёные спорят, а меж тем языковое угро-финское единство учиняет фестивали, конкурсы и всякое общение между такими нынче разными народами. Я вдруг себе представил очень ясно, как какой-нибудь певец из Удмуртии, повидав жизнь венгров, молча проклинает своих древних предков за нерешительность в те годы общего исхода. Я как раз недавно в Салехарде наблюдал и хантов, и манси, а теперь вот оказался среди их, по сути, родственников. А разницу легко себе представить. Летописи, кстати, подтверждают это великое переселение, ибо по дороге, длившейся годами, всякие случались мелкие войны, столкновения и дружелюбные союзы.