Уставшие, истерзанные, разместившись вповалку, наши все спали. Ибо вьюки и короба пришлось тащить на себе: ребе сказал, что это может передвигаться самостоятельно только в пещерах, во всех же остальных случаях надо волочь на себе. «Демоны подземелья — это не ангелы!»
Спал глубоким, обморочным сном и несчастный старик Фудым. Тайком мы связали его. Он сделался к ночи настолько буен, что поминутно пытался удрать вниз, «в Иерусалим, к сыну своему Исааку!»
Ребе обложил веревкой большой квадрат на полу, под бывшим центральным куполом, и мы принялись за работу.
Сначала пришлось оттаскивать тяжелые тесаные камни, упавшие некогда сверху, затем разгребать кайлом и лопатами комковатую, окаменевшую землю, занесенную в цитадель реками прошлых веков, а когда появились плиты пола — орудовать ломом. Плиты были спаяны удивительно стойким раствором, грохот поднялся на всю окрестность. Мы сокрушали пол, высекая фонтаны искр, и умирали от страха: под боком у нас крутились радары, торчали чуткие уши антенн…
Часто садились передохнуть, поесть и попить, а ребе рассказывал нам историю жизни своего коллеги, приведенного ко двору Улугбека — в пестрый, раскосоглазый Самарканд из просвещенной, цветущей Кастилии:
— Он был рабом, пленным рабом, но за острый ум и верную службу удостоился звания «мальчик» — таков был тогда обычай, невзирая на возраст, посвящать в «мальчики» любимых рабов. Много раз община пыталась выкупить Бар-Иври, но умный и хитрый владыка выставил евреям непомерную цену: стоимость целой дюжины боевых дрессированных слонов!
И продолжал ребе:
— Его мысль витала в просторах Вселенной, он занимался опасной темой, опасной и скользкой! Он утверждал, Бар-Иври, что царь Соломон имел общение с существами иных миров, что мы не одни во Вселенной… А Тора же, как известно, признает единственность этого мира, единственность и неповторимость! За основу своей леммы он взял случай из агады, где сообщается, что Асмодей, князь тьмы и подземных демонов, решил удивить однажды царя, удивить самого Соломона, которого удивлять уже, собственно, было нечем…
И продолжал ребе:
— Бар-Иври нашел подтверждение этому: не мы одни в просторах Вселенной! И пишет — а я читал это сам, — что в горах Али-Езди, в Фарфоровой пещере, он обнаружил нечто, а что именно, не говорит: «Дабы не ввергнуть Израиль в великую ересь, а у всего человечества не помутить рассудок!»
Помню, как екнуло сердце, когда звякнул ломик о металлическое, екнуло и бешено заколотилось. «Не древний ли клад, легендарная библиотека великого Улугбека, которую весь мир столько ищет? Нет, ну ее к черту, библиотеку, сделай же так, Господи, чтобы был это вход в пещеру!»
И Бог услышал меня. Бог ребе Вандала и нашей удачи…
Мы отдохнули и помолились, потом пообедали, взялись за два кольца и открыли Железные ворота, запиравшие подземелье. Кто бы мог знать, что именно в этом месте воздвигнута обсерватория — несколько веков спустя после написания пергамента? Кто бы это место нашел нам, если бы не ребе Вандал?
Белые, словно мрамор, ступени плавно уводили вниз, а своды состояли из странной матово-светлой породы. Я эти странные стены щупал — чешуйчато-слюдяные. В соли будто идем? И даже лизнул их тайком — в них не было никакого вкуса… А воздух, Илана, мать ты моя! Воздух здесь был, как в раю, как у нас в Иерусалиме, да… «Как в целебных пещерах Урала!» — брякнул Дима, который вычитал это в Москве и был знаком с морфологией чуть ли не всех пещер мира.
Вдруг обнаружилось, что нет нужды в лампе. Неведомо как и неведомо почему со всех сторон начал струиться мягкий, таинственный свет. А каждый в стене кристаллик играет всеми цветами радуги, каждый кристаллик — алмазик. «А это уже ни на что не похоже!» — комментировал этот умник.
Так мы, Илана, спускались вниз, шли буквально, как в дивной сказке, а сияние ширилось, разрасталось и под конец стало пугать. Прибор моего врага, определяющий глубину, давно показывал, что мы в глубочайших недрах. Он говорил это Мирьям, которую бережно вел под локоть, как Золушку на балу, как принц этой дивной сказки.