— Не знаю, кто у тебя были предки, а про своих я в другой раз тебе расскажу, если живы останемся.
— Наши предки, Абдалла, знались с бесами, дружили с ангелами! Они брать умели от каждого по им присущему качеству… Шесть качеств имеют бесы, и тремя из них Аллах наделил человека: едим, как они, и пьем, размножаемся и умираем. И ангелам тоже подобны мы тремя качествами: ходим ровно, имеем разум и общаемся живой речью…
— Ну при чем здесь ангелы, при чем бесы?! — вскричал я в истерике и принялся рыть песок, рыть могилу себе тут же на дюнах. — Мы через час начнем умирать, а ты уже бредишь, Тахир!
Погружаясь в транс все больше и больше, он стал говорить о четырех родах вредителей: змее, коршуне, льве и шакале, которых мы видим, и они нас видят.
— Но опасаться, Абдалла, нам следует невидимок: отравленной пищи, ядовитой воды, внутренних болезней!
Короче, Илана, битый час мы сидели так, покуда мой «салихун» шептал заклинания, призывая бесов и ангелов, чего-то там вычислял, отнимая и прибавляя, затем встал на колени, сложил молитвенно руки и обратился непосредственно к Аллаху:
— О Создатель! Жизнь, что Ты даровал нам, — она ведь превыше всего! Нет с нами крыльев, ибо не ангелы мы, и не бесы, чтобы мигом пересечь сей край проклятий и гибели, не можем ходить невидимками и не знаем своего будущего! Не ради заслуг наших, а ради жизни — гостьи Твоей, позволь нам питаться нечистью. Разве не на сей именно случай Ты наделил человека шестью качествами животного?!
И мы пошли — шли мы неделю, а может, больше, питаясь мне и ему недозволенной пищей. Сливали в норку немного бензина и ждали, покуда появится дичь: вараны, мыши, суслики… Жажду мы утоляли буквально небесной росой. Откапывали на ночь воронку, устилали ее гидрофобной тканью, а утром пили воду — пару горстей на брата. Спали поочередно, ибо боялись черных, огромных каракуртов, кочующих по пустыне стаями, как саранча, боялись желтых панцирных скорпионов, разящих спящего насмерть, боялись блуждающих душ, отвергнутых вратами рая и ада, но больше всего — хикма-малауму, змею, что выглядит безобидно, как уж, но плюется ужасным ядом. Если падет на человека такая слюна, то сгорает как спичка, и остается лишь кучка пепла… А однажды, на пышущем зноем закате, мой «салихун» вдруг разделся, разделся догола, и велел мне ощупать все свое тело. Мне показалось, что блохи его замучили, паразиты, что хочет мой «салихун», чтобы я его почесал или сделал массаж. «У тебя члены одеревенели, брат мой Тахир?» Но он ответил, что хочет проверить, кто над ним властен, Аллах или русские: «Коварство этих бандитов не знает границ, это мой салихун еще говорил: они вживляют в тела людей капсулы с ядом, делают это во сне, а после нажмут на кнопочку и убивают тебя с любого расстояния. Капсула растворяется, ибо умная!»
Помню, я щупал его добросовестно, миллиметр за миллиметром, все его тело, щупал и тихо смеялся… Была у меня и досада, Илана. Меня огорчало вот что… На кой черт мне сдалась пустыня, эти дурацкие опыты с выживанием в дюнах? Ну почему борьба с сионизмом не включает в свои программы опыт долговременного пребывания в пещерах? Лучше бы выбросили нас в скалах, опустили бы в шахту, на худой конец, или в пропасть!
…В дверях возникает взволнованный Адам Массуди:
— Бойцы, встать, застегнуться, надеть головные уборы!
Все вскакиваем, Адам обходит четкий квадрат строя, придирчивым взглядом с ног до головы обшаривает каждого. В бараке появляется начальник базы генерал Шаман-Сури и с ним вся его свита.
Лицо генерала преисполнено глубокой скорби — толстенький усатый туркмен в белой рубашке с закатанными по локоть рукавами, в бухарской вышитой тюбетейке. Он подходит к макету с джунглями, кладет руку на коричневую щетину деревьев, гладит ее. Похоже, что генерал волнуется. Берет пехотинца в руки, перекидывает негра с руки на руку, снова опускает на родную природу. Берет танк, комкает его и произносит речь:
— Братья мои, мусульмане, бойцы великой палестинской революции! Я восхищен вашим мужеством! В час кончины вождя, в час великой утраты, ваша мораль высока — истинные мужчины! Аллах утешает на небе сейчас своего любимца, а вы, презрев печаль и траур, ни на минуту не прекращаете священную борьбу. Вожди мирового коммунизма именно так нас и учат, на каждую нашу потерю ответить пулей и смертью, ответить врагу миллионом пуль! Осваивать глубже боевую технику, тоньше постигать тактику и стратегию борьбы с коварным врагом…
Моего разбитого сердца лань, он будет продолжать в этом же духе еще очень долго, не сообщив ничего интересного ни вам, ни мне. Не будем же терять время, давайте делом займемся!