— Ну да! — отзывался ребе. — Кожаные штаны Нимрода…
— Вот именно, штаны Нимрода, сшитые из кожи библейского змея-искусителя, — подхватывал эту мысль Бешар. — Бог наделил эту кожу особым заклятием, а Нимрод их надевал, и все боялись его. Он самых свирепых хищников мог запросто брать голыми руками, поэтому и стал царем, прославившись как герой и силач. Все поверия курдов тоже идут от этих штанов: если курду встретится барс или медведь, это считается у них добрым предзнаменованием.
И вот однажды ребе нарушил обет молчания, его прорвало, как плотину в весенний паводок.
Был тихий звездный вечер, мы все сидели у входа в пещеру, слушая звоны комариных столбов, кваканье лягушек и подвывание шакалов в соседних ущельях, вдыхали горький запах полыни вперемешку с кизячным дымом, когда возник неожиданно ребе в сопровождении Авраама Фудыма. Длинные седые волосы ребе были мокрыми, он только что совершил микве в ледяной запруде, где каждое утро купались и мы, и с ходу набросился на Бешара:
— Послушайте, грамотный израильтянин! Известно ли вам, что Моше-рабейну, когда разговаривал с Богом в Египте или просто молился, то выходил из города — подальше от идолов?
— Знаю, ребе! Это я в школе учил, в родной Тверии. Почему вы это мне вспомнили?
— А потому, что не могу я жить и спать вместе с вами в пещере, где находится идол — существо, имеющее быть сатаной!
— Всех-то делов, ребе?! — вскричал Бешар и мигом вскочил на ноги. — Всех-то делов? — сказал он, появившись через минуту с пестрым в руках павлином и унося эту мерзость подальше. — Ребе, что же вы столько молчали? — спрашивал он, перетаскивая из-под скалы в пещеру посуду и одеяла ребе.
В ту же ночь ребе сотворил курдам первое чудо. Лань моя, это было первое чудо в бесконечной цепи чудес, прославивших имя «халифа Язида» на все окрестные ливы — Сулейманию, Киркук, Диялу. Эта слава спустилась дальше, до самой Сасупской казы[73], и пошла к Мосулу, в Ниневию, Вавилон!
Помню, как пришел в пещеру сияющий Бешар в сопровождении растрепанной женщины с решительным лицом. Ее звали Рабой, в руках у нее был теленок, предназначенный в дар «халифу». И Бешар поведал нам, что сын Рабы долго болел и даже находился при смерти. Босая Раба ходила к чудотворцу. Потом возжигала лампады возле постели сына, вешала амулеты. Но в ночь появления «халифа Язида» Раба дала обет в своем сердце: если Аллах исцелит сына, она влезет живая в могилу и пробудет там ровно семь дней. И вот сын ее выздоровел. Должна ли Раба сойти в могилу? Сын ее встал с постели, ест и пьет, наливается силой. Что Рабе делать?
Потрясенный нелепой дикостью ее обета, ребе велел спустить теленка на пол, затем осведомился у Бешара на иврите: «В своем ли уме женщина?» А Бешар весело отвечал, что курды страшно упрямы в исполнении своих обетов и, если взбредет им что в голову, никто не в силах изменить их решение. «Раба была у муллы, и мулла запретил ей. Рабу отговаривает все плоскогорье, а гроб уже приготовлен и могила вырыта. Люди хотят только знать: нужно ли обряжать Рабу, обмывать и оплакивать?»
Ребе долго гладил шелковистую холку теленка, долго хлопал его по бокам и наконец сказал:
— Ступай, женщина! Ты выйдешь с духом жизни в ноздрях, как мы из глубин выходили!
И Раба сошла в могилу. Рано утром при невиданном скоплении народа она сошла туда, а через неделю, в этот же день и час, ее извлекли, и Раба была живой.
Но больше всего укрепилась за ребе Вандалом слава исцелителя заколдованных женихов. Тех, кто в первую брачную ночь не исполнил соответствующий обряд, кто не ударил пинком ноги двери спальной комнаты, не опрокинул кувшин с водой у порога новобрачной, кто не стал мужем своей жене и получил из-за этого гнусное прозвище, ибо гордость его и мужское достоинство навеки опорочены и уязвлены: некий джинн или черный маг связал в узел нитку, вытащенную тайком из его одежды, либо бросил в омут лист с заклятием, либо нафс[74] плюнул на пол, либо кто-то подвесил жениху косточку удода… Взяли птицу на кладбище, развели в полночь огонь на могиле и, отвернувшись, убили удода. Убили и опустили в кипящую воду, варили, варили долго, покуда не остались голые косточки. Эти косточки вынули из котла и бросили в реку. И та косточка, что поплыла, — волшебная…
В те дни, полные страха и ожидания, когда Раба лежала в могиле, а все плоскогорье считало дни ее погребения, и люди заключали пари, выйдет ли Раба живой, Дандо поведал мне тайну своей печали. Толстяк Дандо с лицом навеки уставшего грузчика, мой заряжала и мой боксер, с которым стряслось нечто похожее.
73
Каза (
74
Нафс — в исламе животная (страстная) душа человека, а также джинна. Она всегда следует за прихотями тела, повелевает человеку только исполнение плохих деяний. Она также является домом и источником всего отрицательного. Для человека нафс считается большим врагом.