Глава 20
Филип курил в кресле в гостиной. Тодд сидел слева от него, на обитой цветастым шелком тахте. Оба тяжеловеса-охранника куда-то делись, но Филип знал, что они неподалеку. Входная дверь всего в нескольких метрах отсюда, в конце коридора; теперь эти метры растянулись в бесконечность.
Тодд сиял довольной улыбкой, поигрывая в пальцах маленькой изящной стопочкой с ликером, которую подал ему один из телохранителей. Ликер был темно-янтарного цвета, Тодд отпивал его смакуя, будто изысканный, божественный нектар. Видно было, что он очень доволен собой; триумфально поглядывая на Филипа, как натуралист, заполучивший долгожданный экземпляр в свою коллекцию бабочек. Мозг Филипа напряженно работал в поисках выхода, но безрезультатно. Вдобавок ко всему его тревожило, что с Сарой и Хезер, почему замолк телефон.
- У вас встревоженное лицо, мистер Керкленд, - сказал Тодд, аккуратно ставя стопку на кофейный столик перед тахтой.
Филип стряхнул пепел в кадку с фикусом у кресла, стараясь сохранять спокойствие.
- Жду, когда вы позвоните в полицию. Ведь вы застали меня на месте преступления.
Тодд тихонько рассмеялся.
- Вы же прекрасно понимаете, что ни в какую полицию я звонить не стану, мистер Керкленд! Во всяком случае, пока... Нам это ни к чему.
- Нам? - удивленно спросил Филип.
- А как же! - театрально поднял брови Тодд. - Нам. Сами знаете кому, тем самым отпетым безумцам, в конспиративном экстазе стремящимся уничтожить цивилизацию. Не так ли, мистер Керкленд?
- Как угодно, - отозвался Филип, не понимая, то ли Тодд издевается, то ли попросту сумасшедший.
- Вы решили, что я псих? - спросил Тодд, читая по лицу Филипа. - Могу заверить вас, я нормален. Разве что с небольшой манией величия, что при желании можно квалифицировать как здоровое стремление всякого американца к богатству, к соответствующему положению в обществе и к власти.
- Не сказал бы, что это норма, - заметил Филип. - Пожалуй, это самое безумное высказывание за последнее время.
- Ну да, ну да! - закивал Тодд. - Понаслушались всяких высокопарностей от вашей юной подружки, дочки сенатора Логана. Девчонка вбила себе в голову, будто ее отца толкнули на самоубийство мои компаньоны.
- А разве нет? - в лоб спросил Филип.
- Весьма вероятно, - вкрадчиво произнес Тодд. - Покойник, мягко говоря, имел свои слабости. Скрытый гомосексуалист, выбившийся в политики. В наши дни, да еще в его возрасте надо выбирать что-то одно, совмещать и то, и другое опасно. А в его случае оказалось просто фатально. Но мы тут ни при чем, собственная слабость его и сгубила. Политика не детская забава.
- Шантаж - игра не по правилам!
- Не будем наивны, мистер Керкленд! - сказал Тодд. - Это вопрос трактовки. Эйзенхауэра шантажировали русские, Кеннеди шантажировали многие - от голливудских звездочек до "Американской стальной корпорации", ну а у Никсона после избрания оказалось столько неоплаченных долгов по всяким политическим услугам, что его попросту зашантажировали все. Шантаж - узаконенное правило политики, мистер Керкленд!
- Не хотите ли внести свои поправки в уголовный кодекс?
- Бросьте, мистер Керкленд! Этот вывод мне подсказывает тридцатилетний опыт работы с людьми. Может, в ваших фантазиях вы и способны воздействовать на человечество, но в реальной жизни природу естества ничто изменить не может. Наши консерваторы из кожи лезут, чтоб примирить голоса в свободной прессе, однако либералы остаются либералами, а коммунисты коммунистами. В конечном счете все сводится к масштабам поддержки и к власти. Если за вас большинство, вы получите власть, если у вас есть власть, большинство, вынырнув из своих норок, вас поддержит...
- Прямо "Майн кампф"! - оборвал его Филип. Ему уже порядком обрыдли политические воззрения Тодда.
- О, я снова узнаю влияние мисс Логан! Она из тех, кто приравнивает американский консерватизм к германскому нацизму тридцатый годов, не так ли?
- Положим.
Тодд снова дернул плечом.
- Пусть так. Ее оценка недалека от действительности. Вопрос, чем это плохо?
- Для большинства ответ однозначен, - сказал Филип. Тодд мотнул головой.
- Не согласен! Это верно, мистер Керкленд, идеология нацизма все эти годы подвергалась критике. Но ведь корни ее зиждутся на не лишенном смысла политическом и в особенности социальном принципах. По сути, Гитлер стремился возродить умирающую нацию вокруг общей идеи, сплотить народ Германии перед лицом единой цели. Он первым распознал угрозу, заключенную в коммунизме, и он действовал в целях создания единого антикоммунистического фронта. Германия использовалась иностранными державами в их интересах, вот он и предпринял шаги, чтоб поставить их на место. Понимая, что Германией правит состарившаяся реакционная клика, он ловко с ней расправился. Он вернул Германии смысл жизни, направление роста, мощь. Разве это не сильные стороны его политики?
- Но его методы граничили с преступлением!
- Его методы отвечали ситуации того времени, так же, как и наши. Мы не можем больше ждать естественных перемен. Еще лет пять, еще один Гинденбург-Рейган, и мы превратимся в нацию рабов!
- Что же вы хотите, разжечь третью мировую войну?
- Господь с вами! - воскликнул Тодд. - Как раз напротив. У нас и своих внутренних проблем хватает, зачем взваливать на себя мировые? Нет, смысл в том, чтоб расчистить эту мусорную свалку, ибо в нее превращается вся страна.
- И кто ж очищать будет, уж не мусорщики ли из "Десятого крестового"? язвительно спросил Филип. - На мой взгляд, они больше смахивают на коричневорубашечников.
- Они милиция! - поправил Тодд. - Оберегают порядок и нравы.
- Чьи нравы? - взорвался Филип. - Ваши, Билли Карстерса?
- На сегодняшний день - наши! - ответил Тодд. - Взгляды Билли, его приверженность к Библии, пожалуй, выглядят несколько ортодоксально. Хотя сейчас именно ортодоксальность нам и нужна. Наши граждане забыли основной принцип, на котором создавалось наше государство.
- Какой же принцип?
- А тот, мистер Керкленд, что свобода есть право человека, однако это самое право надо заслужить, чтобы оценить по достоинству. Граждане Соединенных Штатов слишком долго пользовались свободой безвозмездно, пора им преподать урок.
- Кто же преподаст, ваша братия?
- Именно! Любая из свобод в нашей стране поругана и обесценена. Необходимо на время отменить свободы, а когда они снова вернутся потом, их уже начнут по-настоящему ценить. Вы скажете, что законность в трактовке Джери Фолуэлла или Билли Карстерса звучит примитивно, но это все-таки законность! Вместо анархии, которую мы имеем!
- Значит, по-вашему, лучше это, чем то, что есть?
- Какой вы непонятливый, мистер Керкленд! Библия проповедует десять основных жизненных принципов-заповедей, утверждая, что, если им следовать, на земле воцарится мир. Я верю в это. Десять заповедей - мудрые законы, мистер Керкленд, и неплохая основа для возведения нации. Наша страна катится вниз, ибо управляется группкой гуманистов, которые пришли к власти исключительно в силу прежних демократических порядков. Что же, благоденствующий гуманизм принес нам инфляцию, безработицу, разнузданный порок; упадок национального престижа сейчас беспрецедентен. Теперь наш черед.
- Да вы просто нечисть! - тихо сказал Филип, стряхивая пепел в кадку. - К тому же безумная, как тот мартовский заяц.
- Извольте! - злобно рявкнул Тодд. - Но, как однажды весьма удачно выразился Кларк Гейбл: "Ей-богу, дружок, плевал я на твое хамство!"
- Ну вот, каждый при своем, - сказал Филип.
- Каждый при своем? - ощерился Тодд. - Да вы соображаете, с кем говорите?
- Я соображаю одно, что вы замышляете какую-то пакость во время митинга, который завтра проводит Билли Карстерс. Кроме того, имею подозрения, что "Десятый крестовый" негласно связан с "Бригадой дьявола". И еще то, что вы собираетесь меня убрать.