Филип ел и смотрел телевизор, когда почувствовал, что желудок полон, выключил. Осушив последний стакан канадского пива, он завалился спать. Почти мгновенно его сморил крепкий без всяких сновидений сон.
Глава 4
Джанет Марголис жила в районе Дэнфорд-авеню, в квартале, населенном преимущественно греками, который имел вид весьма обшарпанный, однако за последние годы благодаря энтузиазму реконструкторов и реставраторов здесь был наведен некий порядок. Но судя по всему, улочки, где обитала Джанет, эти веяния не коснулись. Громоздкие, в викторианском стиле, четырехквартирные дома выглядели убого. Дом Джанет оказался пятиквартирным.
На взятом напрокат "форде" Филип подъехал к дощатому жилищу с сонными окнами. Окна всех четырех этажей грязные, заляпаны городской копотью, водосточная труба на углу дома нелепо торчала, выбитая из скоб. Филип вышел из машины, запер дверцу на ключ и пошел по узкому проходу к крыльцу, ступеньки которого покрывала имитирующая траву ковровая дорожка. На дверной притолоке пять кнопок; под кнопкой с номером "четыре" значилась криво нацарапанная фамилия "Марголис". Филип нажал кнопку, подождал. Довольно скоро послышался глухой щелчок, и дверной замок открылся.
Филип отворил дверь и очутился в совершенно темном вестибюле, в глубине которого уходила кверху бесконечная лестница. Рискуя оступиться, Филип стал осторожно подниматься вверх и наконец достиг крохотной площадки на третьем этаже. На маленьком коврике у двери груда кроссовок и сандалий. Одна из пар как будто детская. На двери, над выведенной черной краской четверкой - глазок. Филип постучал.
Дверь открылась. Перед ним стоял мальчик лет десяти-одиннадцати. В одних трусиках и босой. Волосы пострижены коротко-коротко.
- Здесь живет Джанет Марголис?
Мальчишка долго смотрел на Филипа, потом бросил через плечо: "Мам!" - без всякого выражения, не громко, просто отчетливо. Повернулся к Филипу, отступил.
- Проходите, пожалуйста!
Филип шагнул в крохотную переднюю, мальчик скользнул мимо, прикрыл входную дверь.
- Вон туда!
Филип пошел, куда указал мальчик: три ступеньки вели в комнату, по-видимому, гостиную. Филип вошел, огляделся. Словно попал в прошлое, лет на десять назад.
Все в комнате было пропитано духом шестидесятых. На полу вдоль дальней стены под окном - кусок пенопласта, прикрытый индийским покрывалом. На окне бамбуковая солнцезащитная циновка. Ветхий плетеный стул в углу, по обеим стенам двухрядные самодельные стеллажи; на большом плоском, выкрашенном голубой эмалевой краской чемодане стереопроигрыватель с магнитофоном. Вот и вся обстановка, да на стене большой черно-белый плакат, скорее всего заповедь какого-нибудь гуру.
Мальчик прошел вперед и плюхнулся на плетеный стул. Филип, не испытывая желания опускаться на тоненький пенопластовый мат, остался стоять. Чуть погодя в комнату вошла Джанет. Ее темные волосы оказались теперь коротко пострижены, лицо погрубело за годы. Одеяние типа сари, все в коричневых разводах, будто заляпанное пятнами кофе.
- Поди, Каралла, поиграй! - сказала она.
Мальчик поднялся и вышел. Джанет улыбнулась, и Филип с изумлением заметил металлические пластинки у нее на зубах. Неужто женщине при таком нищенском, цыганском образе жизни может прийти в голову исправлять прикус?
- Ты неплохо сохранился, - сказала Джанет. Легко и непринужденно она опустилась на пол, расположившись в позе лотоса; подняла взгляд на Филипа. Тот присел на плетеный стул.
- Спорим, ты бросила курить? - с улыбкой сказал он. Джанет усмехнулась, блеснув металлом. Поднялась так же легко, как села, выскользнула из комнаты. Вернулась, неся в руках простую матовую плошку. Поставила у ножки стула и снова опустилась на пол неподалеку. Оба молчали. Филип курил, Джанет не сводила с него глаз.
- Да что ты меня так пристально разглядываешь? - не выдержал он.
- Прости! Столько лет не видались... Прямо как призрак из прошлого... Я для тебя тоже, да?
- Угу, и уже не первый! - кивнул Филип.
- Ты что.., и Хезер видел? - спросила Джанет.
- Позавчера. В Нью-Йорке.
- В Нью-Йорке... - задумчиво повторила Джанет. - Может, она завязала с ними?
- С кем? - спросил Филип.
- С "Крестовым походом". Ошиваются тут, в Торонто, фундаменталисты <Фундаментализм ортодоксальное течение в современном протестантизме, требующее буквального истолкования Библии.>, и не только тут. Вроде местных стражей порядка, "комитетов бдительности" <"Комитеты бдительности" - добровольные, реакционные по сути отряды стражей порядка, нередко расистского толка.>
. Из "дважды рожденных" <"Дважды рожденный" - термин, применяемый в США к людям, пережившим духовный кризис и готовым стать истинными христианами. Организации консервативного толка.>.
- Что же, Хезер теперь с ними? Джанет развела руками.
- Это целая история...
- А я не тороплюсь, - сказал Филип.
- Так ты ее ищешь?
- Ищу, угадала. Хезер исчезла при очень странных обстоятельствах. Я беспокоюсь за ее жизнь.
- А не ее отец тебя подослал? Филип рассмеялся, загасил окурок.
- Скажешь тоже! Видал я его, старик ведет себя так, будто Хезер не дочь ему вовсе.
- А сам, между прочим, повсюду своих шпионов разослал, когда она бросила своих монахинь и явилась сюда из Мексики. - Джанет тряхнула головой. - Я прямо отпала, открываю дверь, а передо мной эти жлобы при полном параде. Закачаешься!
Только теперь Филип понял, отчего ему с Джанет так неловко. Она говорила на старом, уже почти забытом жаргоне шестидесятых; то же он отметил и у Хезер позавчера. Словно они обе выпали из хода времени, а потом шагнули обратно.
- Ну и что ты им? - спросил Филип.
- А что я! - тряхнула головой Джанет. - Папаша немало ей крови попортил. К тому времени она уже слиняла.
- С этими, из "Крестового похода"?
- Ну да... - Тут Джанет с подозрительностью посмотрела на Филипа. - Может, я и тебе зря рассказываю? Может, и ты станешь ей лезть в печенки? Или я совсем чокнулась...
- Чокнулась, - подтвердил Филип. - Я боюсь, она попала в беду.
- Кончай, не может быть, чтоб столько лет, а ты все так же влюблен!
- Ты с ней виделась недавно, скажи, она забыла меня или нет?
- Говорила, ты ее несчастье до самой могилы, - невесело улыбнулась Джанет. - Помню, какие вы были в Париже. Все никак я не могла поверить, что это серьезно. После мы с ней отправились в Индию, на попутках. Случалось, конечно, она.., сам знаешь, бывала с тем, с другим, но все твердила, что не то, не как с тобой. Вспоминала часто вашу необыкновенную любовь. Может, так оно и есть?
- Так оно и есть, - отозвался Филип. - Должно быть, потому и пришел к тебе, что не могу ее забыть... Джанет рассмеялась.
- У нее по-другому... Говорила, что должна бежать от тебя. И бегала, столько лет...
- А почему, объясняла? - спросил Филип, понимая, что уводит разговор от цели, но не в силах побороть желание подробней узнать, как жила Хезер все эти годы.
- Вина, - просто ответила Джанет. - Вечное чувство вины. Сколько мы с ней ни путешествовали, все оно ей не давало покоя. Вина перед миром, перед самой собой, вина в том, что бросила тебя, что изменяла. Даже меня этим заразила... В Калькутте я чуть было вслед за ней к монашкам не подалась. Хезер почти уговорила.
- Но все-таки не подалась? Джанет рассмеялась.
- Перед Калькуттой мы какое-то время застряли в Катманду. Хезер подыскала квартирку на Фрик-стрит; что-что, а внедряться она умела. В общем, оказался там малый, звали Майкл, курил гашиш и занимался созерцанием. Это тебе не шутка, унция гашиша в день на высоте тысяча триста над уровнем моря! Словом, и мы пристрастились. Только в Калькутте я поняла, что беременна. Мать Тереза дама без условностей, но беременных в послушницы не брала. Пришлось отправиться в Австралию. Там и родила Караллу. А Хезер осталась в Калькутте.
- И до самого дня, как она приехала сюда, вы не встречались? - спросил Филип.