Поэтесса Анна Радлова уже семь лет назад осознала великую роль России, после того как на плечи великой страны легла пурпурная мантия Октября:
Под знаком Стрельца, огненной медью Расцветал единый Октябрь. Вышел огромный корабль И тенью покрыл столетья. Стало игрушкой взятье Бастилии, Рим, твои державные камни — пылью. В жилах победителей волчья кровь. С молоком волчицы всосали волчью любовь. И в России моей, окровавленной, победной или пленной, Бьется трепетное сердце вселенной.Василий Каменский — великий бард скалистого Урала по простому по честному поясняет, откуда потекла, где создалась Много-великого-значимость Октября:
Ну раз еще — сарынь на кичку— Я знаю час свой роковой — За атаманскую привычку На плаху лягу головой И пускай — я, Все равно жизнь — малина А струги — лебединая стая, Раздавайся Волга-судьбина Парусами густая, Прожито все — что назначено, Добыто все — головой, Дело навеки раскачено, Эй — заводи рулевой.Утверждает весною Октябрь и Михаил Герасимов:
Октябрь постучал в околицу На крыльях принес весну А рига склоненная колется, Не видит — огонь блеснул. Схватил за нечесаны волосы, Мотнулась её голова. И крикнул он зычным голосом: Соломенная, вставай. Довольно к неновым подметкам Весна в октябре расцвела… И голос властный и четкий Звенит по соломе села. Довольно биться кликушей О барское крыльцо, Плеснуло солнце в души И слезное лицо Рыданья под сугробами Цветами проросли И зерна звезд мы торбами Рассеем в новь земли Мы огненными косами Надрежем снежный дым Чтоб проростали родами Мужицкие следы. За ясными полями И красно и свежо А липы новыми лаптями Поскрипывают о снежок.На тему Октября много писал громадный Сергей Есенин. Вот из его поэмы — «36»
Ты помнишь, конечно, Тот Метельный семнадцатый Год, Когда они Разошлись? Каждый пошел в свой Дом С ивами над прудом. Видел луну И клен, Только не встретил Он Сердцу любимых В нем. Их было тридцать Шесть. В каждом кипела Месть. И каждый в октябрьский Звон Пошел на влюбленных В трон, Чтоб навсегда их Сместь.Совсем изумительное стихотворение было написано тончайшим авто-вивисектором поэтом Борисом Пастернаком.
В то время, как другие реакционно похрюкивали из-под юбчонок голодающих муз своих, какие бодрые, бронзой гудящие строки оставил на память об Октябре поэт:
Матрос в Москве Был юн матрос, а ветер — юрок: Напал и сгреб, И вырвал, и задул окурок, И ткнул в сугроб. Как ночь, сукно на нем сидело, Как вольный дух Шатавшихся, как он, без дела Ноябрьских мух. <…> Москва казалась сортом щебня, Который шел В размол, на слом, в пучину гребней, На новый мол. Был ветер пьян, — и обдал дрожью: С вина — буян. Взглянул матрос (матрос был тоже, Как ветер, пьян). Угольный дом напомнил чем-то Плавучий дом: За шапкой, вея, дыбил ленты Морской фантом. За ним шаталось, якорь с цепью Ища в дыре, Соленое великолепье Бортов и рей. Огромный бриг, громадой торса Задрав бока, Всползая и сползая, терся Об облака. Москва в огнях играла, мерзла, Роился шум, А бриг вздыхал, и штевень ерзал, И ахал трюм. Матрос взлетал и ник, колышим, Смешав в одно Морскую низость с самым высшим, С звездами — дно.