Внизу безумцы сновали между кострами все быстрее и быстрее, не говоря ни слова. Их белые одежды покрылись темными пятнами, облачка черной пыли клубились у них под ногами. Падающие бриллианты поблескивали в воздухе подобно крупным каплям дождя. Куча росла, угрожающе раздуваясь.
— Двадцать шестая коробка, пять ки…
Стон.
Николай испуганно повернул голову. Скорчившееся тело Амброзия лежало неподвижно рядом с факелом. Возле него стоял Буше — неузнаваемый, длинные волосы растрепаны, костюм разорван. В руке он сжимал трость с набалдашником в виде шара из слоновой кости. На торчащем лезвии темнело кровавое пятно. Еще секунду полицейский стоял как каменный, уставясь на труп иоаинита, потом скрылся за деревом и яростными ударами начал кромсать веревки.
— Они нас не видят, — тяжело дыша, прошептал он. — Свет мешает.
Веревки упали к ногам Николая. Холодное лезвие просунулось между кистями рук, натянуло и разрезало веревки. Он отделился от ствола и шагнул вперед словно пьяный. Мелькавшие в его голове страшные мысли, казалось, до конца выхолостили запас его душевных сил. Он не испытывал даже страха, лишь тупо и как-то абстрактно удивлялся, что в последний момент ситуация изменилась.
— За мной! — процедил Буше и, пригнувшись, побежал вверх по склону в направлении черной стены леса.
«Все бесполезно, — подумал Николай, заставляя передвигаться свои словно ватные ноги. — Слишком поздно. Не добраться нам до хребта, не успеем…»
Полицейский оглянулся через плечо. Злая волчья гримаса исказила его лицо. Он резко остановился, двумя прыжками вернулся назад и сильно ударил по лицу оцепеневшего контрабандиста.
— За мной, сопляк безмозглый! К дирижаблю!
От пощечины ли или от упомянутого дирижабля Николай почувствовал, что способен действовать. Он совершенно не собирался погибать в этой долине вместе с безумцами, бормочущими цитаты из Библии. Он хотел жить. У них еще оставался шанс выбраться. Достаточно было всего нескольких минут.
Движимый внезапным приливом энергии, он побежал за полицейским. Луна скрылась за плотными облаками, и по склону разливался плотный мрак. Черная, колышущаяся масса дирижабля над высоким хребтом была едва заметна. Николай не видел, куда бежит, каждый шаг бросал ему под ноги какое-нибудь новое препятствие, и он чудом удерживал равновесие, перепрыгивая через камни, выпутываясь из петель переплетающихся трав, в сумасшедшем, нечеловечески быстром беге по крутизне. Потом вдруг увидел первые деревья и чуть не натолкнулся на Буше, который нагнулся над какой-то бесформенной кучкой — труп Бонифация, понял молодой человек.
— Возьми вот это!
Он почувствовал рукоятку кожа. «Зачем мне нож?» Думать времени не было. Полицейский уже поднимался по лестнице. Чтобы уменьшить качку, Николай зашел с другой стороны. Ухватился одной рукой, пытаясь другой сунуть нож за пояс, но не смог. Тогда он схватил лезвие в зубы, поморщился от скрежета металла и подпрыгнул.
В темноте он не видел перекладин лестницы, но (как и во время недавнего бега) какая-то инстинктивная уверенность безошибочно направляла каждое его движение. Он поднимался к лесу спиной, и взгляд его опять упал на площадку между огнями. Иоанниты сновали туда-сюда все так же неутомимо, только теперь их движения казались чуть более замедленными, или, может быть, ему это просто казалось из-за стремительного бега секунд. Черная куча стала огромной, чудовищной, готовой в любой момент исторгнуть испепеляющие молнии.
Люк. Пальцы Буше схватили его за запястье, словно клещами, и дернули с невероятной силой наверх. Крышка захлопнулась.
— Умеешь управлять дирижаблем?
— Нет.
Полицейский презрительно хмыкнул.
— Хорошо, я сам этим займусь. Руби канаты. Задние в последнюю очередь.
Неожиданный порыв ветра закачал гондолу. Спотыкаясь о мешки с балластом, Николай пробежал вперед, чтобы найти место, где крепится канат, и обрубить конец. Прочные нити не поддавались.
— Спички есть? — донесся сзади голос полицейского.
— Нет… Там должны быть, Бонифаций держал их где-то возле двигателя.
Наконец сопротивление каната ослабло. Слава богу, нож был хорошо наточен. Последние нити порвались, и канат полетел вниз в темноту. Не теряя времени, Николай переместился влево.
— Черт возьми, где же спички? — вновь раздался голос Буше. — Куда он их задевал, этот вонючий… А, вот они!
Второй канат тоже обрублен. Дирижабль слегка взметнулся вверх. А сколько там всего канатов? Шесть? Да, похоже, шесть. Он невольно бросил взгляд в сторону иоаннитов, суетящихся возле страшной черной кучи, потом повернул к правому борту. Он услышал, как за его спиной, нетерпеливо пыхтя, Буше чиркает спичкой.
— Merde! — выругался полицейский. — Не горят!
Николай смекнул, в чем дело.
— Это сгоревшие спички! — крикнул он, рубя третий канат. — Ищи другой коробок!
Четвертый канат. Ален Буше все еще шарил возле двигателя.
Пятый канат. Дирижабль развернул нос. Молодой человек хотел пройти назад, но Буше оттолкнул его на середину гондолы, поднял трость и одним махом срезал последнюю петлю.
— Сбрасывай балласт! Не смотри вниз!
Летят. Боже правый, они летят! Живые! Николай нагнулся, подхватил тяжелый мешок и перевалил его через борт. Огни внизу удалялись. Несколько маленьких темных фигурок лежали на освещаемой кострами площадке, еще две или три еле-еле волочили ноги, подходя к ее центру, к черной куче, которая, казалось, начала излучать зловещее красноватое сияние.
Буше нашел спички, и огоньки гасли один за другим в его ладонях.
— Не смотри, идиот!
Но Николай смотрел вниз как завороженный, не в силах оторвать взгляд, даже когда приходилось нагибаться за очередным мешком с песком. Что-то происходило со зрением, и он видел сцену с поразительной ясностью, несмотря на увеличивающееся расстояние. Угольная куча действительно тлела, распространяя вокруг кровавое зарево, которое превращало белые одежды лежащих иоаннитов в кардинальские мантии. Последняя тройка вышла вперед.
Звякнула печная дверца. Наконец-то Буше удалось запустить двигатель.
— Ложись!
Он собрался выполнить приказ, но тело не слушалось. Словно по какой-то собственной, неподвластной разуму программе, оно продолжало нагибаться за новыми мешками, а голова автоматически поворачиваться, чтобы не пропустить ни мгновения гибельного зрелища. Первый иоаннит пошатнулся в нескольких шагах от кучи, упал, скорчился у рассыпанного сундучка. Второй, споткнувшись о него, бессильно рухнул на землю. Оставался последний — предводитель, с уверенностью подумал Николай, хотя с такого расстояния невозможно было точно определить. Красноватое сияние усиливалось, забивая пламя костров. Качаясь, словно пьяный, иоаннит прошел мимо неподвижных тел, упал на колени, поднялся и последним усилием воли бросился вместе с сундучком в центр разгорающегося пекла.
В страшный миг вселенской, ледяной тишины в котловине вырос шар ослепительно адского огня, ночь превратилась в день, и на круче отчетливо проявилось каждое деревце, каждый листочек. И на дирижабль со зверским ревом обрушилась ударная волна взрыва. Николай отлетел к противоположному борту, от страшной боли в спине у него перехватило дыхание, и он распластался на полу. По соседним горным вершинам прокатилось эхо взрыва. Гондола качалась, словно маятник, что-то скрежетало и трещало, но они остались живы, невероятно, потрясающе, живы!
Он почувствовал руки Буше, которые помогли ему подняться.
— Как ты?
Боль в спине стала утихать. Переломов не было. Тишина мешала ему думать, стискивала мозги со всех сторон.
— Это был не ядерный взрыв, — глухо сказал Николай.
Полицейский кашлянул:
— Очевидно. Очередной провал, но они на правильном пути. Рано или поздно они своего добьются.
Ветер усиливался, свистел в стропах, в ивовых прутьях гондолы, заглушая шум двигателя. Луна показалась из-за рваных облаков и снова скрылась. Буше встал.
— Пора убираться отсюда. Черт его знает, сколько радиоактивного мусора носится в этом воздухе. — Его голос вновь стал металлическим и властным. — Иди на нос и следи за курсом. Двести восемьдесят градусов запад-северо-запад.