Решимость, твердость в голосе произвели впечатление. До губчека шли локоть в локоть.
На допросе прибывший подтвердил догадку Жукова: встречающий должен иметь на пальто одну медную пуговицу. Никакого словесного пароля не было. В письме сообщалось, что полковник Коровин прибудет накануне выступления. Все боевые дружины поступают в его распоряжение.
— Письмо придется доставить адресату, — сказал Чугунов. — Ловушку захлопывать пока не будем.
С предложением согласились. Стали придумывать варианты передачи послания. Первый, лежащий на поверхности, — под видом приехавшего внедриться в центр мятежа. Как объяснил задержанный, к Григорьеву он поступил три дня назад. До этого служил у него порученцем всю германскую. В конце семнадцатого попал в госпиталь, а полковник в то же самое время отбыл на Дон. Следовательно, задержанного в окружении Яблочкина не могли знать, а письмо вводило его в круг доверенных лиц.
— Заманчиво, — положил большую лысеющую голову на сложенные кулаки председатель губчека, оглядывая сотрудников.
Он думал, кого можно послать. Пойдет безоговорочно любой, с душой пойдет, потому что чешутся у каждого руки по делу. А тут не простое дело, а весьма и весьма примечательное. Но кто даст ему, руководителю этого грозного, карающего органа Советской власти, кто даст стопроцентную гарантию, что его человек не будет рассекречен в штабе врага? Никто. Один шанс из ста, и все пойдет насмарку. Значит, воздержимся. Послушаем другие предложения. Так он и сказал, к общему огорчению присутствующих.
Советовали отправить письмо почтой, благо адрес известен, тут же отклонили, как рассчитанный на дремучих идиотов. Самым безопасным и легким показался такой вариант: прибывший передает послание Григорьева связному, а сам якобы возвращается назад или уходит к знакомой подружке.
Подружка — это хорошо. Заулыбались. Дело житейское, молодое. Вон Маша Казанская кого хочешь с ума сведет. Маша сидела в сторонке и укоризненно покачивала головой. Не потому, что ей не нравился вариант. Она пойдет, но зачем же так, с намеками? Обидно.
— Нет, — сказал председатель, прерывая смешки. — Машу я вам не дам. Ей мы поручим особое задание.
Теперь все с нескрываемой завистью посмотрели на девушку, как в свое время смотрели на Жукова, когда он докладывал о разоружении банды.
— Остановимся на моем предложении. Оставим письмо у себя, — подвел итог оперативки председатель.
При этом он обратил внимание, что сотрудники потускнели. В душе они надеялись все-таки на первый вариант. Хотя он и рискованный, но самый короткий к горлу змеиного гнезда.
— Почему? — размеренно, как уже окончательное решение, доводилось до сведения собравшихся. — Из трех неизвестных у нас имеется три известных: дата наступления Краснова, адрес штаба мятежников, время прибытия господина Коровина. Особняк можно обложить хоть сегодня…
— Это и следует сделать, — не выдержал Помощник председателя, — и не «хоть», а немедля! Прибывающих будем доставлять сюда и здесь разбираться, кто есть кто. Веревочка должна оборваться на Коровине.
— Дурной признак, — откровенно насмешливо проворчал кто-то из старичков, — если на этом гаде оборвется веревка.
— Она может раньше оборваться, — поднялся руководитель отдела по борьбе с контрреволюцией. — Вроде все железно логично, а меня сомнения гложут. Возьмем мы особняк, а там половины списочного состава нет. Не доставим письмо, а там его ждут не дождутся. Должен явиться господин Коровин, а его спугнули молчанием отсюда.
— А потом, — поддержал начальника Жуков, — почему мы думаем, что у них один центр? Этот тип от Григорьева, а другой может прибыть от Попова, третий — от Покровского…
Чугунову не терпелось приступить к операции. Он все продумал. Зачем возвращаться на круги своя? Он повторил, чтоб на вокзалах, пристанях задерживали всех с блестящими пуговицами на гражданском пальто. Тогда будет ясно, есть ли другие центры. Вернее, очаги — центр должен быть один. Брать хотя бы половину наличного состава штаба мятежников есть прямой резон. Они непременно выдадут вторую. Не явится обеспокоенный Коровин? Бог с ним: троянский конь уже будет без головы.
И все согласились с доводами шефа, хотя будущее операции представилось теперь сотрудникам как нечто повседневное, без крыльев романтики, без непреложных элементов детективов, которыми были забиты головы, особенно молодых чекистов.
За два последующих дня на вокзалах и пристанях было задержано и доставлено в губчека больше дюжины лазутчиков. И уже после ареста штаба контрреволюционеров в течение трех дней, то есть вплоть до начала красновского наступления на город, у заветных телеграфных столбов продолжали задерживать диверсантов. Выяснилось, что действительно прибывали они из разных частей, но пароль для всех был один.