Джордж проснулся среди ночи и сразу понял, что Бланш здесь. Он лежал, не шевелясь, и улыбался. Ах, какая женщина!
Когда он спит, хоть из пушки пали – он не услышит. И Альберт тоже хорош. Друг человека, называется, не дремлющий страж. Джордж знал, она не спит. Но она ни за что не стала бы его будить, пока он сам не проснется. Джордж догадывался, что произошло. Вернувшись поздно к себе домой в Солсбери, она почувствовала, что ей нужно, чтобы рядом кто-то был. Чтобы рядом был он, Джордж. Импульсивная Бланш решила отвлечься после общения с миром духов. Генри не может заменить человека из плоти и крови. Возможно, Генри знает разгадку жизни, слышит музыку небесных сфер, но ему далеко до Джорджа. Он, Джордж, принадлежит земному, теплому, сумбурному, непредсказуемому миру. Если тот, потусторонний мир не является более или менее точной копией этого – с некоторыми усовершенствованиями, – лично ему, Джорджу, такой мир не нужен. Просыпаться вот так – и привычно находить возле себя теплую, разнеженную Цереру, дарительницу неизъяснимых наслаждений – это стоило тысячи лет сидения на плывущем облаке и слушания гимнов и бряцания арф.
Он протянул руку и дотронулся до Бланш. Она в ответ сжала его руку и вздохнула, потом выпустила его пальцы, и рука Джорджа отправилась в странствие по знакомым великолепным холмам и долинам – его владениям. Нет, все-таки надо купить кровать пошире. Они с Бланш созданы для больших пространств, где можно развернуться. Крупные люди, титанические любовники. Эх, хорошо! Для полного счастья не хватает только десяти тысяч годового дохода, освобожденных от налогов. Он стал медленно поднимать подол ее ночной рубашки, Бланш снова вздохнула, подставила ему губы, и Джордж притянул ее к себе.
Когда сова, облетавшая неухоженный сад в поисках мышей-полевок, бесшумным белым призраком спланировала к зашторенному окну, она услышала скрип пружинного матраца. Через некоторое время, возвращаясь после облета соседнего поля, сова проплыла мимо – за окном была тишина.
– Ну как, довольна? – блаженно произнес Джордж.
– Ты должен запатентовать это, милый, – лениво ответила Бланш. – Сразу разбогатеешь. Иногда это сплошная музыка, иногда сплошные краски – как сегодня. Огромный веер пламени, пурпурный с перламутровым отливом.
– Что, у мисс Рейнберд все прошло не слишком удачно?
– Почему ты так решил?
– Потому что ты здесь. Пришла к Джорджу за утешением. Всегда к вашим услугам. Только для вас, мадам. Старина Генри в этом деле не годится.
– Оставь Генри, не вмешивай его сюда.
– С удовольствием. Третий лишний. Ну, так что там с мисс Рейнберд?
– Она на второй фазе. Все идет как по нотам. Старушка позвонит мне послезавтра, когда успокоится и снова увидит дурной сон. Почему ты не сказал мне, как погиб брат?
– Этот старый выпивоха?
– Да.
– Я тебе говорил. – Джордж пошевелился и удобно положил ногу поперек ее обширных бедер.
– Ничего подобного. Ты сказал мне, что он умер от сердечного приступа.
– Так оно и было.
– Возможно, но сердце у него сдало, когда он упал с лестницы в вестибюле. Я почувствовала это, когда проходили мимо лестницы, словно услышала пронзительный крик. Разве ты не знал об этом?
– Конечно, знал – и говорил тебе. Одна словоохотливая старушенция рассказала мне. Но это только слухи. Я наверняка говорил тебе.
– Ладно, дело прошлое, но ты не говорил. Ты должен рассказывать мне все, Джордж. Любые мелочи. А ты не сказал.
– Ну, может, и не сказал. Значит, вылетело из головы.
– Домашний врач, наверное, все это замял. Старик, видно, спьяну кувырнулся. Какой скандал! Это одно из навязчивых воспоминаний, которые ее угнетают, хотя она и не признается в этом. Семейство Рейнбердов. Фамильная честь превыше всего. В этом все дело.
Джордж почувствовал, как по ее телу вдруг пробежала дрожь.
– Что такое, дорогая?
– Генри опять был в своем репертуаре. Почему он так поступает? Ведь знает же, что я этого не люблю. Не люблю, когда я потом ничего не помню. Джордж хмыкнул.