Слегка заплетающимся языком он пробормотал:
— Благословите меня, святой отец, ибо я согрешил…
— Нет! Нет! — разразился криком багровый от гнева Аксбридж. — Это богохульство! Этот человек не…
— А ну-ка молчать! — криком же оборвал его Эйнсли. Затем он обратился к Дойлу уже более спокойно: — Я давно не священник. Ты это знаешь, но если тебе хочется в чем-то мне исповедаться, я готов выслушать тебя просто как человек человека.
— Вы не можете принимать исповедь! Не имеете права! — возопил Аксбридж.
— Святой отец… — упрямо повторил Дойл свое обращение к Эйнсли.
— Я же объяснил вам, что он не священнослужитель! — зашелся криком Аксбридж.
Дойл что-то чуть слышно пробормотал.
— Он ангел отмщения Господня, — уловил его слова Эйнсли.
— Это святотатство! Не допущу! — грохотал Аксбридж.
Неожиданно Дойл повернулся к нему и сказал, осклабившись:
— Шел бы ты на…! — потом обратился к тюремщикам: — Уберите эту мразь отсюда!
— Думаю, вам лучше уйти, святой отец, — сказал Хэмбрик. — Он не желает вашего присутствия здесь, это его право.
— Никуда я не уйду!
Хэмбрик заговорил резче:
— Прошу вас, святой отец! Вы же не хотите, чтобы я приказал вывести вас силой?
Получив сигнал от лейтенанта, один из надзирателей оставил Дойла и ухватил за плечо Аксбриджа. Тот дернулся, высвобождаясь:
— Вы не посмеете! Я — служитель Господа! — Надзиратель замер в нерешительности, а Аксбридж сказал, глядя на Хэмбрика в упор:
— Вы еще об этом пожалеете. Я сообщу о вашем поведении самому губернатору. Какое счастье, что Церковь от вас избавилась! — презрительно бросил он в сторону Эйнсли, смерил всех негодующим взглядом и вышел.
Элрой Дойл, который все еще стоял на коленях перед Эйнсли, начал снова:
— Благословите меня, святой отец, ибо я согрешил. Последний раз я исповедовался… Не помню ни хрена, когда это было!
При других обстоятельствах Эйнсли улыбнулся бы, но сейчас его обуревали противоречивые чувства. Совесть была неспокойна. Да, он хотел выслушать исповедь Дойла, но не выдавая себя за кого-то другого.
Тут на помощь пришел Хэмбрик. Озабоченно взглянув на часы, он вернул ситуацию в область здравого смысла:
— Если вы хотите успеть его выслушать, делайте, как он хочет.
Эйнсли колебался. Надо сделать все это иначе, думал он.
Но необходимость узнать возобладала… Получить ответы на вопросы и, быть может, по-новому взглянуть на события, которые произошли уже давно.
А началось все в Кокосовом оазисе прохладным январским утром два года тому назад в начале восьмого.
Часть вторая
«Прошлое»
Глава 1
Орландо Кобо, немолодой уже сотрудник охраны отеля «Ройел Колониел», расположенного в Кокосовом оазисе, одном из «спальных» районов Майами, устал. Он совершал последний обход восьмого этажа, прежде чем отправиться домой. Было около семи утра после долгой, но не богатой событиями ночи. Всего три мелких происшествия за восьмичасовую смену.
«Ройел Колониел» называли иногда богадельней, потому что здесь не буянила молодежь, не устраивались оргии, как не бывало и проблем с наркоманами. Большинство постояльцев неизменно составляла пожилая и солидная публика, которой нравился покой немноголюдного вестибюля отеля, обилие зелени в кадках да и сам архитектурный стиль, в котором отель был построен — кто-то однажды определил его как «свадебный торт из кирпича».
Впрочем, именно такой отель и был более всего уместен в Кокосовом оазисе, где поразительным образом старомодное соседствовало с современным. В этом районе покосившиеся столетние домишки стояли бок о бок с фешенебельными особняками; дешевые мелочные лавки располагались дверь в дверь с пугающими дороговизной модными магазинами; забегаловки, где можно было перекусить на скорую руку, соседствовали с ресторанами для утонченных гурманов. Словом, бедность и богатство обитали здесь рука об руку. У Кокосового оазиса, считавшегося старейшим кварталом Майами (поселок возник на двадцать лет раньше самого города), было не одно, а несколько лиц, и каждое желало главенствовать.
Понятно, однако, что не об этом размышлял Кобо, когда вышел из лифта и направился вдоль коридора восьмого этажа. Он не был философом и даже не жил в Кокосовом оазисе, приезжая каждый день на работу из Северного Майами. Ничто не предвещало неприятностей, мыслями он уже был на пути домой.
В самом конце коридора, где находилась пожарная лестница, он вдруг заметил, что дверь номера восемьсот пять чуть приоткрыта. Изнутри доносились громкие звуки то ли радиоприемника, то ли телевизора. Кобо постучал. Не получив ответа, он открыл дверь, просунулся внутрь и сразу скривился от невыносимой вони. Зажав рот и нос ладонью, он вошел. От зрелища, открывшегося ему в комнате, Кобо почувствовал слабость в коленках. Прямо перед ним в огромной луже крови лежали два трупа — мужчины и женщины, а куски человеческой плоти были разбросаны вокруг.