Одиннадцать часов двенадцать минут четырнадцатого августа стали отправной точкой для целой череды событий. В тот день в Майами ртутный столбик уперся в плюс сорок пять, а влажность перевалила за восемьдесят пять процентов. Группу оперативных дежурных возглавлял детектив сержант Пабло Грин. Он и принял вызов из центральной диспетчерской, откуда его связали с патрульным Франкелем, который оказался первым на месте убийства в жилом комплексе Сосновые террасы, что находился на бульваре Бискэйн, угол Шестьдесят девятой улицы.
На этот раз жертвой стала пожилая пара выходцев из Латинской Америки, Ласаро и Луиса Урбино. Живший по соседству мужчина долго барабанил в дверь, не услышав ответа, решил заглянуть в окно. Он увидел два связанных трупа, вышиб дверь и тут же набрал номер 911.
Тела убитых были найдены в гостиной их собственного четырехкомнатного коттеджа. На телах убитых были следы жестоких побоев и многочисленные глубокие ножевые раны; трупы плавали в лужах крови.
Сержант Грин — ветеран полиции Майами с двадцатилетним стажем, высокий поджарый мужчина, с аккуратными усиками, — приказал Франкелю никого не допускать к месту преступления, а затем беспокойно оглядел помещение, размышляя, кого бы послать на этот вызов.
Он поднялся, чтобы в поле зрения был весь отдел, и убедился, что остался в нем единственным детективом. За всеми остальными простыми металлическими столами, стоящими в шесть рядов и отгороженными друг от друга невысокими перегородками, сейчас никого не было. Каждому сыщику полагался свой рабочий стол и каждый на свой лад вносил элемент уюта в казенную обстановку — кто фотографиями семьи, кто рисунками или карикатурами.
Сейчас в этой комнате, больше похожей на зал, помимо самого Грина, находились только две секретарши, отвечавшие на бесконечные телефонные звонки. Как и в любой другой день, звонили частные лица, и журналисты, и родственники жертв убийств, желавшие прояснить обстоятельства смерти близких, и политики, искавшие объяснений невиданному росту преступлений с применением огнестрельного оружия, и еще множество других людей, по серьезному поводу и без оного.
Впрочем, Грин знал заранее, что все детективы уже разъехались на задания — помещение отдела по расследованию убийств выглядело так пустынно все это лето. Четыре сыщика из его собственной группы занимались расследованием восьми убийств. Нагрузка на другие группы была нисколько не меньше.
Надо отправляться в Сосновые террасы самому, решил Грин. И как можно быстрее.
Он с тоской посмотрел на кипу бумаг на своем столе — накопившиеся за две недели протоколы и рапорты, с которыми лейтенант Ньюболд строжайше приказал разобраться как можно скорее, — придется их в очередной раз отложить. Набросив пиджак, он наспех ощупал висевшую на боку кобуру с пистолетом и направился к лифту. Он вызовет из машины по радио на подмогу одного из своих парней, но все заняты по горло, помощь едва ли прибудет скоро.
Что же до противной и нескончаемой бумажной работы, то, невесело сказал себе Грин, хотя бы часть ее придется разбросать, задержавшись на службе вечером.
Не более чем через пятнадцать минут после этого сержант Грин въехал на территорию жилого комплекса Сосновые террасы и остановился у коттеджа номер восемнадцать, который был уже вместе со всей прилегающей территорией обтянут желтой лентой с надписью: ПОЛИЦЕЙСКОЕ ЗАГРАЖДЕНИЕ. ПРОХОД ЗАПРЕЩЕН. Грин подошел к патрульному, преграждавшему вход в здание небольшой толпе любопытных.
— Франкель? Я сержант Грин. Что у вас тут?
— Первыми сюда прибыли мы с моим напарником, сэр, — сказал патрульный. — На месте преступления ничего не трогали. А это, — он указал на бородатого крепыша, стоявшего чуть поодаль, — мистер Ксавьер. Он — тот сосед, что нас вызвал.
— Я как увидел этот ужас через окошко, сразу бросился ломать дверь, — сказал бородач, подходя. — Наверное, не надо было?
— Не волнуйтесь, все правильно. Был ведь и шанс, что они еще живы.
— Нет, я сразу понял, что там два трупа. Не то чтобы я был с Урбино очень дружен, но я навсегда запомню, как…
— Мистер Ксавьер воспользовался телефоном убитых и выключил радиоприемник, — перебил Франкель.
— Музыка так орала, — опять принялся оправдываться Ксавьер, — что я в трубке ничего не слышал.
— А больше вы ничего с радио не делали? — спросил Грин. — Настройку не трогали?
— Нет, сэр, — ответил Ксавьер удрученно. — Вы думаете, я отпечатки пальцев смазал?