Пришлось ждать, пока стояла у лифтовых шахт, еще пару раз пыталась набрать Игоря, но каждый раз он сбрасывал звонок.
Наконец добравшись на свой 25 этаж, она забежала в приемную и заглянула в кабинет. Игоря там не было. Может, уехал на встречу один на своей машине? Ясность внесла второй секретарь Оленька: Ты Игоря Евгеньевича ищешь, так он, как пришел с обеда, так к безопасникам ушел, до сих пор еще не появлялся.
Ника была удивлена: Что понадобилось Игорю от отдела безопасности, что то серьезное случилось?
Но Оленька только дернула плечиком, мол, не знаю я ничего.
Игорь Евгеньевич пришел только через час, весь какой- то напряженный, с каменным лицом, всегда одетый в костюм с иголочки, сейчас он был без пиджака и галстука, с выступившими на спине пятнами пота, словно его кто-то гнал километр бегом. Лицо его напряжено, брови сведены, так было всегда, когда он был сильно зол, но сейчас он был в ярости.
— Зайди ко мне. — Кинул он Веронике.
Вероника зашла в кабинет следом.
— Двери прикрой!
— Что случилось, Игорь?
— А это ты мне должна объяснить что случилось. Смотри …, — он повернул ноутбук к ней экраном, щелкнул мышкой и развернул фото на весь экран.
На фото была она — Вероника, в белой шубке и белых ботиночках, только русые волосы ее не были заплетены, а распущены по плечам. Она шла под руку с молодым человеком. На следующем фото они обнимались, на третьем, целовались. И хотя фото были четкие, на них можно было рассмотреть даже ярко голубые глаза девушки, но это не могла быть она! Этот молодой человек на фото был ей не знаком.
— Игорь, я не знаю этого молодого человека, я его даже в университете не видела. Эти фото подделка.
— Нет, дорогая, фото проверил отдел безопасности, это не фотошоп. А теперь признавайся, как давно ты мне изменяешь?
— Игорь, я тебе не изменяла, у меня и времени на это нет.
— Тогда откуда эти фото? У тебя, что сестра близнец есть?
— Нет, я одна у бабушки, единственная дочь у мамы.
— Тогда откуда эти фото, кто на них, если не ты?
— Но я не знаю этого молодого человека, я ни с кем не гуляла вот так…у меня даже в группе нет мальчиков.
— Значит так, Ника, либо ты мне сейчас выкладываешь как на духу, и я подумаю прощать тебя или нет, либо собираешь свои вещички и едешь обратно в свою деревню.
Игоря был в гневе, вены на лбу вздулись, лицо пошло красными пятнами, глаза метали молнии. Ника опешила, она впервые видела его таким, слова его обжигали душу, больно били, казалось, он не говорил, а хлестал ее словами по лицу.
— Игорь, у меня нет никого, я верна тебе, — только и смогла сказать Ника.
— Ну, значит, идешь ко мне домой и собираешь свое барахло, с чем из деревни приехала, и едешь жить к своему хахалю, я не собираюсь быть рогоносцем и содержать проститутку, — Игорь поднялся из кресла и указал ей на дверь. — И у меня ты тоже с сегодняшнего дня не работаешь, и запомни — в этом городе тебя никто не куда на работу не возьмет, даже уборщицей. Разве что на панель пойдешь. Пошла вон…
Вероника стояла бледная и растерянная, ничего не понимая из происходящего, последний крик «пошла вон» словно пробудил ее к действию. Она выбежала из кабинета, быстро накинула шубку, и под удивленный взгляд Оленьки, покинула приемную.
До дома она почти бежала, коса растрепалась, лицо стала красным от волнения и мороза. Она почти не плакала; не замечала удивленных взглядов прохожих, что смотрели ей вслед; не замечала стайки голубей, что вспорхнули прямо из-под ее ног; и уж тем более — бабушек, сидящих на скамеечках. Те смотрели на прохожих и сварливо говорили в след: Молодежь то нынче совсем не та, все бегут куда-то, задравши глаза…
На последнем дыхании она заскочила в подъезд, игнорируя лифт, быстро поднялась в квартиру, двери открывать ей не пришлось. Ее уже ждала Дарья — домработница Игоря Евгеньевича, толстая баба, с вечно подобострастной улыбкой, лживыми глазками бусинками на толстом лоснящемся лице.
— Игорь Евгеньевич звонил, просил вещи твои собрать, — лицо Дарьи просто сияло от счастья. — Ключи от квартиры и телефон просил выложить, как пришла сюда голодранкой, так ей же и уйдешь, — пропела она елейным, слащавым голоском. — Шубку тоже сыми, вона куртка твоя старая, ее и надевай. Не будем хозяйским добром разбрасываться.