– Конечно, нет. Но я, как и все… Я начинаю грезить, когда слышу ваши песни. И вот сегодня вы здесь, передо мной…
– Во плоти и крови, — закончила Ева.
– Вот именно! Так что я вкушаю величайшее счастье, если позволите…
Он пытался шутить, но это выходило у него неестественно. Глаза Евы не повеселели. Они были слишком зеленые, как стекло при электрическом свете.
– Меня потрясла смерть господина Фожера, — продолжал Борель.
– Мой муж не страдал от излишней осторожности.
– Я знаю.
Борель сел и похлопал рукой по папке.
– У меня здесь копия рапорта. Впрочем, надо еще проверить, действительно ли причиной всему — неосторожность… Он немного выпил, ехал быстро, но ведь так поступают многие автомобилисты, особенно в летнее время… Это большая потеря для нас… Вдвойне. Я случайно узнал… что вы собираетесь покинуть сцену.
– Вы прекрасно осведомлены!
Борель шутливо поклонился.
– Это входит в мои обязанности, мадам! Но можно вам задать один вопрос? Вы действительно считаете, что ваш муж погиб случайно?
Ева была готова к нападению. И тем не менее с трудом выдержала взгляд комиссара.
– Боже мой, — сказала она, — мне и в голову не приходило, что… Вы что-то обнаружили?
– Нет, мы ничего не обнаружили. Несчастный случай, тут нет сомнения.
Он открыл папку, задумался. Ева думала о Лепра. Бедный мальчик! Вот для кого начнется кошмар. Никогда он не поймет, почему она призналась. Сейчас она скажет всю правду. У этого полицейского есть доказательства, что Морис… нет, она не позволит застать себя врасплох, поймать на лжи, не позволит презирать себя.
– У господина Фожера, наверное, были враги, как и у всех нас, — начал Борель. — Вы не замечали ничего необычного в последнее время? Вам не казалось, что ваш муж чем-то озабочен? Он ничего не говорил вам, что могло бы…
– Ничего.
– Странно. У вас были хорошие отношения?
– Нет.
– Вот так так! Откровенно, по крайней мере, — Борель удивленно покачал головой.
Он вытащил из папки письмо и перечитал его. Ева сидела слишком далеко, чтобы узнать почерк, но почувствовала, что это конец. Фожер сдержал слово.
– У меня есть любовник, — сказала она. — Я думаю, ничего нового я вам не сообщаю. И раз уж вы хотите знать все…
Борель протянул ей письмо.
– Сначала прочтите это. Я не должен был бы вам его давать, но я рассчитываю на ваше молчание.
Письмо писал не Фожер. Эти округлые, тонко выведенные буквы… где она уже видела их?
«Все друзья Мориса Фожера неприятно удивлены бездействием полиции. Следователь пришел к заключению, что это — несчастный случай, что само по себе нелепо. Фожер прекрасно водил машину. Кроме того, он обычно ездил окружным путем именно для того, чтобы избежать виражей Ансениса…»
Ева закинула ногу на ногу и положила письмо на колени. Взгляд Бореля помогал ей хранить спокойствие, она дочитает письмо до конца и ничем себя не выдаст.
«…Так что в гибели Фожера не все ясно. Почему он свернул с объездного пути?.. Потому что хотел покончить с собой. Он замаскировал самоубийство под несчастный случай просто из порядочности, чтобы не дать повода для сплетен. Но если этот человек, так любивший жизнь, покончил с собой, значит, его на это толкнули…»
И вдруг Ева узнала почерк Флоранс. Дома она пороется в секретере… Там наверняка найдутся старые открытки, отправленные из Дании и Швеции, когда Флоранс еще не превратилась в… Нет, это ее почерк, даже не измененный, вульгарный почерк простушки.
«…A тот, кто толкает человека к самоубийству, — преступник. Полиции не вредно бы задуматься о роли, которую сыграла в этой истории Ева Фожер. Мое имя вам ничего не скажет. Главное для меня — потребовать правосудия».
Ева сложила письмо.
– Мы такие письма десятками получаем, — словно извиняясь, сказал Борель. — Маньяки, ревнивцы, одержимые. И тем не менее…
– Тем не менее? — спросила Ева.
– Ну, как вам сказать, это наша рутина — мы обязаны проверить.
– Вы считаете, что я несу ответственность за смерть своего мужа?
– Ну что вы, дорогая. В вашем случае… ну, во-первых, я уступил своему желанию с вами познакомиться… и потом, прежде всего я собирался вас предостеречь… Очевидно, кто-то желает вам зла. Вам не приходит в голову, кто бы это мог быть?
Ева с отвращением положила письмо на стол.
– О! — сказала она. — Конечно. Но тут вы ничем не можете мне помочь.
– Ну почему, если кто-то пытается вам докучать, преследовать вас…
– Спасибо, — сказала Ева, — вы очень любезны, но я сама справлюсь.
Борель одобрительно кивнул.
– В любом случае, теперь вы предупреждены. Обязательно дайте мне знать, если кто-нибудь захочет устроить скандал… Вы, конечно, не знаете, действительно ли ваш муж предпочитал объездной путь, как это сказано в письме?
– Понятия не имею. Я в Ла Боль всегда ездила поездом.
– Вообще-то, — сказал Борель, — самоубийство или несчастный случай — это ничего не меняет.
Он проводил Еву до лестницы. Ева не торопясь спустилась в вестибюль. Она была уже там, но могла поклясться, что Борель по-прежнему не спускает с нее взгляда. Потом, поняв, что он ушел, она бросилась бежать к арке. Лепра сидел на противоположном тротуаре, опираясь на парапет.
– Вот видишь, — сказала она, — меня не арестовали.
– Ты все рассказала?
– Нет, это не имеет смысла. Я бы с удовольствием выпила чаю.
Устроившись на диванчике в маленьком бистро, Ева улыбнулась и, словно спохватившись, заказала белое вино.
– Как простолюдинка, — усмехнулась она.
– Рассказывай.
– Все очень просто. В двух словах: комиссар получил анонимное письмо. Я узнала почерк Флоранс.
– Недурно.
– Флоранс обвиняет меня в том, что я толкнула Фожера на самоубийство.
– Ничего не понимаю, — сказал Лепра.
– Я тоже. Вернее, в первый момент не поняла. Я думала… впрочем, ладно. Флоранс ничего не знает. Она просто пытается досадить мне. Может быть, надеется, что слухи попадут в газеты…
– И из-за этого он тебя вызвал?
– Да… но еще и по другому поводу. Флоранс в своем письме замечает, что обычно Фожер ездил окружным путем, именно для того, чтобы избежать виражей.
– Понятно…
– Этот комиссар не так глуп. Он ничего не знает. Ничего не подозревает. Но эта история с объездом его беспокоит. Твое здоровье, Жанчик. Мы можем чокнуться.
Она чокнулась с ним и с удовольствием выпила кларет. Лепра недоверчиво отпил из своего бокала.
– Так что ты думаешь об этом?
– Что мы можем какое-то время жить спокойно.
– Но ведь пластинки посылает не Флоранс! Если бы она знала правду, она уж не упустила бы своего счастья и все бы рассказала комиссару. Во всяком случае, была бы конкретнее.
– Ты прав, я об этом не думала. Я так удивилась.
– С другой стороны, это письмо кое-что проясняет. Если мы отметаем Флоранс, остается Мелио.
Она осушила свой бокал.
– Дай мне сигарету. Сейчас полшестого… Давай-ка я ему позвоню.
– Мелио?
– Да.
– Зачем?
Ева сняла шляпку, встряхнула головой, уселась поудобнее, с облегчением вздохнула:
– Мы теперь уверены, что это Мелио, да?
– В общем, да. Скорее всего. Он был его другом, издателем.
– Ну и прекрасно. Значит, надо нанести решающий удар. Я попрошу, чтобы он принял меня, и припру его к стене. Подожди, успеешь еще нахмуриться. Если Борель… если комиссар… получит пластинку, он сразу поймет, что случилось… Я видела его, понимаешь, и я знаю этот тип людей… С другой стороны, кто знает, вдруг Мелио не очень по вкусу роль, которую он вынужден играть… Может, если надавить на чувства, он сдастся.
– При условии, — возразил Лепра, — что мы все ему расскажем.
– Ну что ж, расскажем.
– Он нас выдаст.
– Нет, не осмелится. Меня он не выдаст. Так не делается. Мелио все-таки порядочный человек.
Лепра сложил руки и воззрился на блюдце.
– Ты со мной не согласен? — спросила Ева.
– Нет. Не согласен.
– Ты предпочитаешь сидеть и ждать, пока Борель нас арестует? Теперь уже одно из двух. Либо Мелио, либо Борель. Давай, Жан, встряхнись.
Она просунула ладонь под руку Лепра и заговорила с ним сладким голосом.