Сон продолжался. Фожер шел рядом с ним. Лепра снова оказался в порту. Раздался мычащий гудок огромного грузового корабля и повторился множество раз навязчивым эхом. Мелодия Лепра медленно возвращалась к жизни. Он не тревожил ее, думая о другом, смотрел на качающиеся фонари, на светлые блики на воде. В темноте проносились вагоны. Подъемные краны возносили вверх странные тюки, мелькающие в лучах прожекторов. Он чувствовал, как мелодия рождается в нем, начинает жить своей жизнью, и он становился уже просто страстным зрителем, которого не принимают в расчет. «Лепра не в счет!» — еще одна фраза Фожера, которая внезапно обрела свой истинный смысл. Неожиданно накатила волна и захлестнула мостовую и рельсы. Лепра вздрогнул. Он понял, что весь горит, но сейчас это его не волновало.
В переулке он столкнулся с девушкой. Она остановилась и улыбнулась ему, помахивая сумкой на длинном ремне. Лепра тоже остановился. Она взяла его за руку и потянула за собой, и он пошел следом за ней по темному коридору, поднялся по лестнице. Фожер одобрил бы его. Девушка вошла в комнату и зажгла свет.
– Ты не здешний, — произнесла она. — Сразу видно.
– Вот послушай-ка, — сказал Лепра.
Он насвистывал ей свою мелодию. Она смотрела на него в тихом бешенстве, забыв раздеться.
– Ну, знаешь, — наконец произнесла она, — я разных придурков видала, но такого — никогда…
– А, вот и ты, — сказала Ева.
– Да, вот и я. Извини меня, — сказал Лепра.
– У тебя был приступ независимости. Теперь ты вернулся за мной. И воображаешь себе, что…
– Прошу тебя…
Он прошел мимо нее, сел за рояль и беспечно, как бы для собственного удовольствия, наиграл песню, без ненужных брио, без затей, не спуская глаз с портрета Фожера.
– Ну как тебе? — спросил он, не оборачиваясь. — Для начала неплохо, по-моему. Только припев пока не получается.
Он поискал еще, попробовал наугад несколько тем и наконец остановился на той, которую легче всего было напеть. Затем сыграл сразу все вместе, куплет и припев.
– Вот. Дарю ее тебе.
Он смеялся, он был счастлив.
– Ты ничего не понимаешь, — сказала Ева. — Ты спятил.
– А что? Тебе не нравится?
– Напротив. Это… Не хочу тебя обидеть, но я не думала, что ты на такое способен.
– Ну как?
– А все остальное?
Лепра нахмурился.
– Все остальное… ну да… следствие, письма!
Он обнял Еву за плечи и слегка потряс ее.
– Представь себе, я в это не верю. Хватит. Знаешь, я сегодня всю ночь думал о Фожере. И начал понимать его.
Она села. На ее внезапно побледневшем лице блестели огромные, неподвижные зеленые глаза.
– Ты меня пугаешь, — сказала она.
– Пугаю? Потому что начал понимать Фожера? Не смеши меня. По-моему, он и не собирался посылать письмо. Повторяю тебе: на него это не похоже. Он просто хотел испытать тебя. Если бы ты пошла в полицию и выдала себя, он оказался бы прав. А если нет, то он все равно прав; он молодец, Фожер! Парень не промах!
– Только ты не учитываешь, что смерть Мелио все осложняет.
– Я не говорю о Мелио, — упорствовал Лепра. — Я просто считаю, что Фожер не мог отослать такое письмо. Может, он его и написал — тут я ничего не имею против. Но я готов биться об заклад, что Мелио либо уничтожил его, либо не воспользовался им.
– По-твоему, у убийцы Мелио такая же ранимая совесть?
– Но ведь…
Лепра внезапно отвернулся, подошел к окну и нетерпеливо забарабанил пальцами по стеклу.
– Может, убийца не нашел письма.
– Но пластинку-то он нашел. И он бы не расстался с пластинкой, если бы письма не было у него в руках. Это очевидно! Ты как мой муж. Он всегда отрицал то, что ему не нравилось. Так удобнее.
Зазвонил телефон, и Лепра резко обернулся.
– Меня нет дома, — сказала Ева.
Они подумали об одном и том же: что, если это…
– Ответь ты, — прошептала она.
Лепра на цыпочках пересек гостиную и снял трубку. Ева взяла отводную.
– Минутку, — произнес женский голос. Почти в ту же секунду заговорил мужчина:
– Алло… алло, мадам Фожер?
Ева наклонилась к нему и прошептала:
– Это Борель.
– Алло, — сказал Лепра. — Мадам Фожер нет дома.
– А кто у телефона?
– Жан Лепра.
– А, очень приятно, господин Лепра. Это комиссар Борель… Я имел счастье аплодировать вам… Я уверен, что мадам Фожер многим вам обязана… Ее еще долго не будет?
– Я не знаю.
– Досадно. Вы сегодня увидитесь с ней?
– Думаю, что да.
– Будьте добры, передайте ей, что я жду ее у себя… Просто маленькая формальность, ничего серьезного, я даже не послал ей повестку… Если вы захотите сопровождать ее, я буду рад пожать вашу руку.
– Договорились.
– Всего хорошего, господин Лепра, до скорого.
Лепра осторожно повесил трубку.
– Лицемер, — бросила Ева.
– Он пока не может устроить тебе очную ставку с шофером, — сказал Лепра. — Он еще трижды подумает, прежде чем сделать это.
– Он пригласил и тебя, — сказала Ева.
– Да, но я не обязан…
– Ты бросишь меня одну?
– Ладно, идем! — вздохнул Лепра. — Если им нужен преступник, я признаюсь. Ты же этого хочешь?
– В чем ты признаешься?
– Ну… что убил Фожера.
– И согласишься, чтобы тебя обвинили в смерти Мелио?
– Нет.
– А меня?
– Черт знает что, — проворчал Лепра. — Еще утром я почти забыл обо всем этом, и вот теперь…
Ева одевалась в спальне, а Лепра в сотый раз пытался представить себе ход мыслей Бореля. Он наверняка думает, что Фожера, может быть, убили, как Мелио… И тогда будет уж слишком близок к правде. Таким образом, идти в префектуру — все равно, что броситься в волчью пасть. Лепра ощупал свой бумажник. Там лежала бумажка с подробным расписанием поездов в Бельгию. Может, еще есть время. А там… он будет писать музыку под вымышленным именем… Поначалу ему будет трудновато пробиться — как и Фожеру. Но рано или поздно, как и Фожер, он прорвется. Ева висела на нем мертвым грузом. И он не потерпит, чтобы она его судила. Вот в чем его настоящая слабость, истинная трусость. Фожер бы не колебался.
Лепра пошел к дверям. Повернул ручку: «Вскочить в лифт, зайти домой за чемоданом… потом поезд… граница…» Искушение было столь сильным, что он, задыхаясь, прислонился к стене. «Ну, еще усилие… Надо только открыть эту дверь и захлопнуть ее за собой, отсекая прошлое».
– Я готова, — крикнула Ева.
Лепра ждал. Он бы уже сто раз мог сбежать. Когда появилась Ева, он бросил на нее затравленный взгляд: как всегда, элегантна, уверена в себе, неприступна. Если бы она согласилась не выкладывать Борелю всю правду, то получила бы еще отсрочку.
– Может, Борелю пришло еще одно анонимное письмо, — предположил Лепра.
– Он говорил о простой формальности, — возразила Ева.
– Поживем — увидим.
Он открыл дверцы лифта. Ева улыбнулась и прошла первой.
– Бедняжка Жан, — сказала она. — Мне иногда так тебя жалко. Как ты сам за себя цепляешься!
На улице не было никаких подозрительных типов. Лепра ожидал увидеть чуть ли не инспектора, который бы делал вид, что читает газету или рассматривает витрины. Он оставил машину возле дома, но Ева предпочла такси. Она подняла стекло, разделяющее их с водителем.
– Успокойся, — сказала она. — У меня уже нет ни малейшего желания говорить. Если б не Мелио, это было бы наилучшем выходом из положения. Я бы отдала Борелю пластинку. Он сам бы понял, что мой муж был сумасшедшим.
– Фожер сумасшедший!
– Конечно. Он прекрасно знал, что много пьет и быстро ездит, и понимал, что каждое следующее путешествие может кончиться плохо. А эта идея обвинить меня — тоже бред алкоголика, не так ли? Я смогла бы защититься. Но теперь…
– Никогда он не был сумасшедшим, — сказал Лепра.
– Давай-давай, защищай его, — гневно крикнула Ева. — Любовь! Отличное оправдание! Я люблю тебя, беру тебя в свои руки и уже не отпускаю. Все вы такие, и ты первый.