Беркли подумал, что дела у директора «Бальбоа Адветисин» неважные. Действительно, все доказательства были против него.
— Значит, вы не верите в существование типа, оглушившего его?
— Выдумки! — ответил полицейский, — Когда он понял, что попался, он решил использовать то, что вам рассказала Линн Симпсон, в надежде выкрутиться.
Беркли вспомнил о неприятном впечатлении, которое на него производил Максвелл. В общем-то все было возможно.
— А Байнтер?
Даггетт улыбнулся.
— Принесите мне доказательства его невиновности, и я с радостью выпущу его, — иронически заметил он.
В дверь постучали, и в кабинет зашел Морриссон. Бросив на Беркли неприязненный взгляд, он подошел к лейтенанту и что-то прошептал ему на ухо. Тот кивнул:
— Хорошо, я вас догоню.
Пока инспектор выходил, Даггетт повернулся к Беркли.
— Сожалею, но я должен идти, — вздохнул он. — И в эту ночь мне не удастся выспаться…
Его лицо выражало решительность.
— И последнее, — сказал он. — Максвелл просил меня передать вам, что хочет, чтобы вы помогли ему выйти отсюда, — он насмешливо посмотрел на Беркли. — Я прощаюсь с вами и желаю приятно провести время…
— Можно сказать ему два слова? — спросил Беркли.
Даггетт изобразил глубочайшее сожаление.
— Боюсь, что сейчас это невозможно, — ответил он. — Вокруг него и так много народу…
Беркли не стал настаивать. Оба поднялись.
— Что ему сказать? Вы согласны или нет? — осведомился лейтенант.
— Скажите, что, прежде чем дать ему ответ, я должен подумать, — ответил Беркли.
Выйдя из здания, он закурил сигарету и пошел к стоянке, на которой оставил свою машину. Сев за руль, он вдруг подумал о Линн Симпсон, тело которой лежало в одной из морозильных камер морга. Вкус сигареты показался ему странным.
10
Беркли никак не мог уснуть. Лежа на кровати в своей квартире, в темноте, он уже два часа мучился без сна. Он сделал все, чтобы победить бессонницу: принял душ, чтобы расслабиться, выпил два стакана «Олд кроу» и прочитал страниц сорок из современного, совершенно идиотского романа. Никак! Едва он начинал забываться, к нему возвращались те же мысли, и он просыпался.
Лайонел Джиффорд, Сьюзен и Линн Симпсон, с одной стороны… Генри Байнтер и Джеффри Максвелл — с другой… Трое мертвых и двое живых, обвиненных в убийствах, но продолжавших утверждать, что они невиновны. Беременная женщина, покончившая с собой, убившая своего любовника, которая, может быть, не делала ни того ни другого…
Сотню раз Беркли прокручивал в голове это дело, прокручивал и так и эдак, строил различные предположения и сотню раз натыкался на ту же стену, на те же препятствия.
Перед его глазами стояли трое убитых и двое обвиняемых, осуждения которых судом присяжных будет добиваться полиция…
Беркли никак не мог заснуть. Слишком многое не сходилось. Ни одно из возможных объяснений, придуманных им, не было логически безупречным. Но как объединить разрозненные элементы? Как составить из них целостную картину? Невозможно! Беркли наконец задремал и вдруг проснулся, поняв все. Это было озарение, и он несколько раз кивнул головой перед этой очевидностью. Чувство это владело им несколько секунд. Потом появилась масса возражений, способных разрушить только что построенное здание. Он методически отбросил их одно за другим. На этот раз он вычислил верно! Он вскочил и начал быстро одеваться.
Еще не рассвело. На чернильно-черном небе сверкали звезды. Луны не было. С холма были видны огни вывесок и уличных фонарей, освещавшие четыре главные улицы и пересекавшие город автострады. Вдали на Порт Айленде маяк пронизывал своим лучом океан. В заливе между портом и выступающим языком Коронадо плавало несколько рыбачьих лодок. В небе летел самолет. Поднялся легкий бриз, несколько освежавший воздух и шевеливший листву деревьев.
Беркли оставил машину и пошел к перекрестку пешком. Почти все виллы были без света, в спящем квартале царил полный покой. Где-то вдалеке залаяла собака, другая, поближе, ответила ей.
Дойдя до перекрестка, Беркли повернул направо и прошел вниз еще метров пятьдесят. Он остановился под деревом, выступавшим над каменной стеной, и стал всматриваться и вслушиваться. Силуэт виллы возвышался над лужайкой, частично закрытый пальмами. Все было спокойно.