Мне пришлось некоторое время подождать, когда подойдет моя мать. Она живет в пятидесяти метрах от отеля «Шартье», но ей шестьдесят девять лет, и у нее больные ноги. Кроме того, она так и не научилась разговаривать по телефону. Она кричала в трубку, и я не донял и половины из того, что она говорила, а она не расслышала половину из того, что говорил я. Я думал еще о том, во сколько мне обойдется этот разговор.
– Что ты сказал? – кричала моя мать.
Почему она всегда кричит в трубку?
– Я возвращаюсь домой.
– Я не слышу, Эжен. Говори громче.
– Я возвращаюсь в деревню, – громко прокричал я.
– Ты возвращаешься?
– Да.
– Когда?
– Может быть, завтра, – вздохнул я.
– Ты приезжаешь на отпуск?
– Нет, мама, я просто возвращаюсь.
Зачем пытаться что–либо объяснить ей по телефону?
– Я плохо слышу тебя, Эжен.
– Неважно, мама. Я объясню все при встрече.
– Хорошо, – сказала она неуверенно.
– Целую тебя, мама. До завтра.
– Что ты сказал?
– До завтра!
Я повесил трубку. Я даже вспотел. Я налил себе еще виски. Было только пять часов, но мне необходимо было выпить. Когда я немного успокоился, то позвонил в справочную Лионского вокзала, чтобы узнать расписание поездов. Утренний поезд отходил в семь пятьдесят, так что в начале вечера я буду уже дома. Я записал время, после чего налил себе еще рюмку виски.
К ужину я уже достаточно набрался и голова была тяжелой. Я уложил свой багаж, что было несложно, и написал письмо домовладельцу, в котором сообщал ему, что он может располагать квартирой по своему усмотрению. Кроме того, я спрашивал его, может ли он вернуть мне часть взноса с учетом того, что я уезжаю. Я написал еще, что заберу мебель в конце недели и что оставляю ключи у Станиславского.
Некоторое время после этого я сидел просто так, ничего не делая и думая о том, не забыл ли я поставить еще кого–нибудь в известность о своем отъезде.
Затем я налил себе шестую рюмку виски и выпил ее безо льда и не разбавляя водой. Жаль, что у меня не было радиоприемника или телевизора, чтобы я мог их включить и убить вечер.
Над городом спустились сумерки. Я открыл окно в кабинете и заметил, что дождь прекратился. Если бы вместо того, чтобы открыть окно, я мог включить телевизор, я, возможно, увидел бы свою харю.
Вопрос: Но вы были ранены до того, как это произошло?
Ответ: Да, так точно.
Вопрос: Вы растерялись?
Ответа не последовало. Некоторое время в кадре крупным планом показывали лицо жандарма Эжена Тарпона…
Но я ни в коем случае не должен об этом думать.
Глава 2Звонок в дверь.
Я подскочил и некоторое время сидел с растерянным видом на синем канапе. Я подошел, пошатываясь, к письменному столу, открыл ящик, сунул туда рюмку и взглянул на часы. Девять часов вечера. Я пошел открывать.
В коридор вошел молодой человек. Он сделал шаг вперед, и свет из комнаты осветил его. Ему было не больше двадцати лет. У него были длинные курчавые волосы. Выражение лица мне показалось наивным. Надо сказать, что я встретил его не очень приветливо. На нем были синие брюки в белую полоску и зеленая замшевая куртка. Он носил очки.
– Простите за беспокойство, – сказал он. – Вы господин Тарпон?
– Он самый.
– Я долго колебался, прежде чем подняться к вам. Из–за позднего часа…
Он осекся. Я по–прежнему одной рукой придерживал дверь. Точнее, я стоял, опершись о дверь, чтобы не качаться.
– Мне можно войти? – спросил он.
– Зачем?
У него был растерянный вид.
– Разве вы не частный детектив?
Романтический тип. Я пожал плечами и посторонился. Он вошел. Я не сказал ему, что покончил с этим, что не занимаюсь больше этим делом, так и не начав его. Я был рад кого–нибудь видеть.
Я вошел в кабинет, включил свет и, тяжело опустившись на стул, указал ему на кресло. Он также сел.
– В чем дело? – спросил я.
– Меня зовут Алэн Люилье, – сказал он и замолчал. Казалось, он чего–то ждал, и я понял. Я открыл несколько ящиков письменного стола, в том числе тот, где стояла рюмка, и в конце концов нашел бумагу и карандаш и записал его имя. Он казался довольным.
– Почему вы пришли ко мне? Я хочу сказать, откуда вы знаете мое имя? – спросил я, думая, что это хороший вопрос. Его часто задают в американских фильмах, правда, лучше формулируют.
– Вы дали объявление в «Поиске».
– Да, действительно.
Я вцепился в край стола, преодолевая тошноту. Мне удалось сдержать себя.
– Хорошо, – продолжал я, – так что у вас за дело?
– Мне угрожают рэкетиры. Но лучше я начну с начала.