— Ну вот, а теперь переведи дыхание и садись за стол, — командую я. — Если будешь умничкой и выложишь все, что знаешь, — я отсюда уйду и забуду, что ты существуешь на белом свете. Если же нет — придется еще раз напомнить, что на свете существую я. Валяй.
Мальчишеская физиономия Трех Грошей искажается. Я буквально вижу, как на беднягу наваливается сильный, страшный, кошмарный страх. Но боится он не меня — похоже, он даже не слышит того, что я говорю. Такое ощущение, что до него вдруг дошло: именно сейчас, сию минуту, он подвергается такой невероятной опасности, перед которой все мои угрозы — наплевать и забыть.
Я снова его слегка встряхиваю:
— Ну что, дружок, будешь говорить или приложить тебя еще разок? Ты ведь боишься побоев, верно, малыш? Ты похож на пипетку: стоит чуть нажать — тут же отдаешь все, что у тебя внутри.
И тут Три Гроша мертвой хваткой вцепляется в мою куртку и приближает пасть к моему уху.
— Уведите меня, — шепчет он. — Скорее. Уйдемте отсюда.
Глава 10
Три Гроша медленно отпускает мою куртку. Наши глаза не отрываются друг от друга. И в его взгляде, как в книге, я читаю весь ужас, который мучает этого человечка.
— Уведите меня, — снова бормочет он.
Я размышляю. Стало быть, какая-то опасность таится совсем рядом. Кто-то нас слышит и подстерегает. Когда я появился, Три Гроша об этом знал и его это не пугало — напротив, заставило сделать попытку разыграть из себя крутого парня. Жалкую, конечно, но для него и это прямо-таки подвиг. А вот в процессе нашей дружеской беседы до него доперло, что этот некто, казавшийся ему скорее поддержкой, на самом деле смертельно опасен, и он, следовательно, влип по самое некуда.
Пока я предаюсь размышлениям, рука моя автоматически ныряет под куртку и выпускает на свободу пушку. Действие чисто рефлекторное: я всегда это делаю в первую очередь, когда в сознании зажигается красный сигнал. Тем не менее Трем Грошам вид здоровенного ствола в моей лапе придает уверенности. Его глаза обращаются к коридору. Тут до меня доходит, что внезапное молчание, установившееся между нами, должно выглядеть весьма подозрительно — если, конечно, тот, кого так боится мой собеседник, не полный идиот.
— Хорошо, — громко заявляю я, — раз говорить ты не хочешь, придется прихватить тебя в полицейский участок. Посмотрим, что ты там запоешь.
Я ему подмигиваю. Он находит силы ответить мне тем же и, понимая, что от него требуется, бурно протестует:
— Но я же вам говорю, господин комиссар: я ничего такого не сделал. Почему вы мне не верите?
— Давай, давай, шевели конечностями!
План у меня простой: прыгнуть в коридор и обстрелять все, что покажется подозрительным. Увы, даже в самые гениальные проекты жизнь всегда вносит свои коррективы. В данном случае они получают воплощение в чьей-то руке, которая внезапно высовывается из-за двери, держа в пальцах предмет, отдаленно напоминающий некий экзотический фрукт. Я, правда, никому не советовал бы его пробовать. К счастью, рефлекс сработал, и прежде, чем таинственная рука рассталась со своим приношением, ваш друг Сан-Антонио уже валялся за углом буфета, прикрывая руками голову. В закрытом помещении граната способна устроить такой кавардак, какой и не снился самой бездарной домохозяйке.
Действительность оправдала мои самые худшие ожидания. Тарарам был такой, что секунд на десять я практически оглох. Однако постепенно чувства стали возвращаться ко мне, и я с удовольствием убедился, что по крайней мере эта опасность миновала: меня даже не поцарапало.
К сожалению, об остальных предметах, находившихся в кухне, этого не смог бы сказать даже самый неисправимый оптимист. Мебель переломана, будто здесь вздумало порезвиться целое семейство слонов. Три Гроша стоит прислонившись к стене. Такое ощущение, что после взрыва он стал еще меньше. Взгляд у него бессмысленный, а губы белее, чем у мертвеца. Он держится за живот, силясь зажать огромную рану, и я с ужасом смотрю, как его кишки вываливаются на пол, заливаемые потоками крови. Он получил свое — такие раны не зашиваются. Разве что напичкать беднягу формалином и выставить в анатомическом театре. Еще секунду спустя он испускает вздох, руки соскальзывают с живота, он падает на пол и затихает.
Начиная с появления из-за двери руки с гранатой все это заняло времени даже меньше, чем потребовалось бы вашему лучшему другу Сан-Антонио, чтобы победить добродетель вашей супруги.
Я обнаруживаю, что стою, совершенно обалдев, а в голове моей вертится единственная мыслишка: такое бывает только в романах. Спохватываюсь, что у меня остались еще кое-какие делишки, требующие завершения, перепрыгиваю через труп и выскакиваю в коридор. Иду к двери, ведущей в маленький заброшенный садик. Вокруг пусто, но в глубине садика замечаю открытую калитку. Выбираюсь через нее на улицу — как раз вовремя, чтобы заметить отъезжающую черную машину. Это не «ДС». Гнаться за ней бессмысленно: пока я добегу до своего джипа, от нее след простынет. Прочесть номер тоже не удается — все-таки ночь на дворе, а фары этот стервец предусмотрительно не зажег. Испускаю страшное проклятие и возвращаюсь в дом.