Я двигаюсь к нему, чтобы надеть наручники, и… испытываю одно из сильнейших потрясений в моей богатой событиями жизни. Этот сморчок делает кульбит. Стадо быков мне было бы не так трудно принять на себя, как этот удар в грудь. У меня перехватывает дыхание, я перелетаю через типографский станок, врезаюсь спиной в стену и сползаю на пол. Ощущение такое, будто по мне прошелся полк польской кавалерии. Земной шар подо мной качается, как на приливной волне; красное облако заполняет мой мозг.
Не давая мне опомниться, он вновь взвивается в воздух, и оба каблука снова с силой опускаются мне на грудь. Я изнемогаю, внутри все горит, в голове вспыхивают и гаснут бенгальские огни.
Черт, недооценил я парня! Надо же — позволить взять себя на такой дешевый прием. А теперь конец — мускулы словно ватные, мозг в штопоре. Как сквозь сон вижу, что эта падаль лезет в карман. Что-то вытаскивает. У меня еще хватает сил сообразить, что это не что иное, как пистолет. Он спускает предохранитель и передергивает затвор. Потом направляет пушку на меня. Я успеваю заметить, что его палец шевелится на курке, и мысленно говорю вам, друзья мои: до свидания всем. До встречи там, наверху!
Сухой треск. Я закрываю глаза, моля Бога, чтобы этот подонок прицелился поточнее.
Потом я их открываю. Парень лежит у моих ног с проломленным черепом. Над ним, совершенно одуревший, стоит Дюбон.
Сначала я решаю, что у меня бред. Но это действительно Дюбон, лоб у него в поту, глаза вылезли из орбит, а в руках здоровенная железная плита. Надо быть настоящим быком, чтобы поднять эту штуку. Но Дюбон крепче быка.
— Эх, ты! — вздыхает он. — Железный человек, парень-кипяток…
Потом наклоняется и принимается делать мне искусственное дыхание. Черт, как приятно снова дышать!
— Что ты тут делаешь? — спрашиваю я, когда ко мне возвращается способность говорить.
— Спасаю дураков-сыщиков, попавших впросак, — серьезно объясняет он. — Я-то думал, ты уже трясешься в парижском поезде.
— Который час?
— Девять.
— Тогда я там скоро буду. Но, надеюсь, сначала ты объяснишь…
— Как я сюда попал? От злости. Когда ты сказал, что возвращаешься в Париж, на меня, понимаешь, тоска навалилась.
— Знаю.
— Я сказал себе, что надо быть последним слабаком, чтобы бросить дело в двух шагах от цели.
— Не себе, а мне.
— Неважно. Короче, я решил сам довести его до конца.
— Надо же…
— Перестань издеваться, подонок! — внезапно рычит Дюбон. — А то я доделаю то, что не успел этот сопляк!… Короче, для начала я позвонил той малютке из почтового отделения Сэнт-Альбано, чтобы узнать, нет ли новостей. Сослался на тебя. Не знаю уж, что ты там с ней делал, но твое имя действует на нее магически.
— Пропусти и вали дальше.
— Девчонка увидела в газете фото твоего метиса, изображающего чучело, и узнала спутника дамы в синем. Потом вспомнила, что он однажды звонил в Гренобль. Посмотрела по своим карточкам и нашла номер. Дала его мне. И вот я здесь!
— Надо сказать, вовремя. Я оказался здесь таким же образом.
— Она сказала, что ты ее никогда не забудешь, — говорит Дюбон.
— Кто?
— Да эта, почтарша. Думаю, она права. В конце концов, именно благодаря ей ты остался жив.
…Когда я вхожу к боссу, он делает каменное лицо.
— Ну как, приступ аппендицита прошел? — бесцветным голосом бормочет он.
— Ложная тревога, шеф. Всему виной томатный соус.
Примечания
1
Борис Карлоф и Донна Ли — известные актеры в фильмах ужасов 60-х годов. Борис Карлоф — создатель образа Франкенштейна в кино. (Здесь и далее примеч. переводчиков.)
(обратно)2
«Дикие кошки» — один из популярных в то время ансамблей рон-н-ролла.
(обратно)3
ФЛН — Фронт национального освобождения, подпольная организация, возглавлявшая борьбу алжирского народа за свободу против французских колонизаторов.
(обратно)