В это утро, 28 августа, он заметил за столиком возле окна двух мужчин, не походивших на других посетителей. Обычные посетители вставали утром, чтобы отправиться на работу, а эти двое, как ему показалось, еще не ложились. Он обратил внимание на то, что они говорили вполголоса с корсиканским акцентом. После этого он потерял к ним интерес.
Когда он выходил из кафе, эти двое тоже встали и направились к двери, почти оттолкнув его. Выйдя на улицу, Жиларден заметил черный «ситроен», ехавший вдоль тротуара на неестественно медленной скорости. Он услышал за своей спиной звон разбитого стекла в кафе, и только после этого затрещал автомат. Он отскочил в сторону и лег на землю, обхватив голову руками, чтобы уберечь ее. Автомат дал еще две очереди, после чего он услышал рев мотора и скрежет шин. Когда он поднял голову, то первым его ощущением было ощущение счастья от того, что он уцелел. «Мне повезло», — подумал он. В этот момент раздался пронзительный женский крик, похожий на истерические причитания профессиональной плакальщицы. На уровне его глаз пробежали две ноги, и он увидел, что в его сторону течет что-то красное и липкое. Его взгляд скользнул по луже, чтобы добраться до истока, и он обнаружил два тела, одно скорченное, другое в сидячем положении. В мужчину выстрелили, когда он оперся спиной о фасад кафе, и он медленно и плавно сползал вниз. Жиларден встал на ноги, он чувствовал себя «страшно потрясенным». Он вернулся в кафе, протянул руку к бутылке с ромом, стоявшей на полке, отпил почти стакан из горлышка.
Когда он вышел на улицу, его поразило, что было так тепло, словно он впервые ощущал своим телом лучи солнца, а шум на улице показался ему оглушительным. Какая-то толстая женщина в странной шляпе с цветочками обратилась к нему с акцентом, который даже в Марселе при других обстоятельствах показался бы уморительным:
— Бедняга! Я думала, что они превратили вас в решето!
Затем к нему подошел маленький человек и спросил:
— Вы уверены, что вас не ранили?
Одновременно он ощупывал его грудь и спину. Потом все заговорили в один голос, рассказывая друг другу, что они видели и что чувствовали. Только Луи Кассо, хозяин бистро, проповедовал добродушную, но циничную философию:
— Оставьте ваши истории для полицейских. Они заставят вас повторять их столько раз, что у вас не хватит слюны.
Однако никто из людей не подходил к двум лежавшим в стороне трупам. Кто-то предложил чем-нибудь укрыть их, но Луи Кассо ответил, что его покрывала имеют другое назначение. Если бы он укрывал своими покрывалами всех мошенников, которые приходят в его кафе, чтобы их здесь подстрелили, то он бы уже давно разорился. Достаточно с него разбитого окна: кто возместит ему 250 франков? Он заводился умышленно, чтобы обрести почву под ногами, чтобы расслабиться после охватившего все его члены оцепенения. В этот момент все услышали сирены полицейской машины.
Сейчас время приближалось к полудню. Комиссар Бонетти уже в течение трех часов был вне себя, однако сохранял внешнее спокойствие. Его кабинет располагался на четвертом этаже северного крыла марсельской префектуры полиции, в двадцати метрах от кабинета патрона, и все утро он слышал из соседнего кабинета взволнованные шаги и возбужденные голоса, как в лихорадочные дни. Бонетти знал, чем была вызвана эта лихорадка, и это угнетало его.
Он выждал до полудня, зная, что в это время можно войти в кабинет шефа без вызова. Он постарался войти как можно спокойнее в просторный кабинет с окнами, выходящими на Старый порт. Бонетти был небольшого роста, с редкими волосами, у него был нос с горбинкой и всегда напряженное выражение лица и черных глаз.
— Новости есть? — спросил он.
Патрон поднял на него глаза. Он знал причину дурного настроения, которое молодому комиссару-корсиканцу не удавалось скрыть за почтительной улыбкой.
— Есть, — ответил патрон. — Оба убитых опознаны.
Щелчком пальца он придвинул к Бонетти две карточки, час назад принесенные из картотеки правонарушений. Бонетти взглянул на них, не прикасаясь рукою.
— Я знаю, — сказал он.
— Я знаю, что вы знаете.
Патрон тоже улыбнулся, но его улыбка отличалась от улыбки корсиканца. Это была добрая улыбка и по-мальчишески озорная, словно он хотел сказать: «До чего же быстро распространяются по этажу новости!»
— Послушайте, патрон…
— Я знаю, что вы хотите мне сказать. Садитесь, Бонетти, — предложил он, придвинув к комиссару пачку «голу-аз» новым щелчком пальцев. Бонетти закурил. — Эти двое парней — ваши клиенты. Это дело для вас. Вы крупный специалист по сутенерам, так почему отдавать его в другие руки. Вы это хотели сказать?