— Что, этого не надо было делать? — осведомилась Роза. — Но вы ведь ничего мне не сказали, а я хотела сделать как лучше, не так ли…
Оба директора наконец относительно успокоились. Они переглянулись, казалось взвешивая все «за» и «против». Наконец Макс заявил:
— По–моему, все может ещё уладиться. Роза, будьте добры, оставьте нас вдвоем.
Они довольно долго молчали, когда она покинула тесную комнатку, служившую компаньонам временным кабинетом. Первым заговорил Макс:
— Да, это действительно необыкновенная игра случая. Чтобы именно этот политикан явился сюда ночью и именно он заинтересовался той самой женщиной, с которой его сын не позже чем позавчера…
Фред нашел разгадку. Мрачный, как туча, он изрек:
— Ты знаешь, что я думаю? Что этому типу все известно. Его дурень–сын тотчас же помчался к папеньке и рассказал о своих злоключениях, сообщив ему адрес, где это произошло, то есть как раз здесь, и имя женщины, которая устроила ему ловушку. Придя сюда, отец узнал место, описанное его отпрыском, а через десять минут столкнулся с женщиной по имени Жильда… Так что, старина Гастон, он знает все!
— Макс, — поправил его Гастон.
— Старина Макс, — послушно повторил Фред. — Мы погорели! Что будем делать?
Он с беспокойством уставился на дверь, будто ожидая, что сейчас она откроется и войдет комиссар полиции, перепоясанный трехцветным шарфом. Однако Макс его быстро успокоил:
— Нет, это невозможно, и ничего ему не известно. Если бы ты видел, как струхнул этот мальчишка, когда я угрожал ему рассказать обо всем отцу! Нет, он наверняка ничего не сказал, и мы можем спать спокойно. Более того, теперь, когда парень и Эвелин порвали между собой, практически не осталось шансов на то, чтобы Тайней как–то сопоставил меня с отцом той девушки, с которой встречался его сын.
На Фреда эти аргументы не подействовали. Он налил полную рюмку «Бенедиктина» и улыбнулся, глядя на потолок. Этажом выше последние, самые отчаянные игроки просаживали оставшиеся ещё у них фишки. Выручка должна была быть отменной.
— Прикинем, как шли дела сегодня, — предложил он.
Макс развернул на столе записочки, на которых крупье и девушки, менявшие деньги, отмечали поступления. Почти на всех столах они были более или менее в выигрыше. Только на размене денег они приобрели четыре миллиона. За вычетом всех расходов каждый получил за вечер чистой прибыли в полтора миллиона франков. Фред потер руки:
— Пожалуй, теперь можно позволить преподнести Лили норковую шубку взамен старой, о чем она так настойчиво твердит уже полгода.
— А я, — сказал Макс, — куплю боны казначейства.
Они ещё раз пересчитали свои выкладки, затем сложили в два чемодана банковские билеты, предварительно перетянув резинкой пачки по сто тысяч франков. Это заняло у них час. За это время их оповестили, что самые упорные игроки уже разъехались. Им оставалось только расплатиться и попрощаться с персоналом. Затем они обошли все помещания, замаскировав столики и все, что напоминало об игорном доме, который вновь принял вид тихой загородной виллы.
В шесть утра они покинули Сюси–ан–Бри. В машине Макса, ставшего опять Гастоном, Филипп сообщил своему родственнику:
— Кстати, ты будешь доволен. Я порвал с ней. Не спуская глаз с дороги, Макс поинтересовался:
— Не очень переживала?
— Довольно остро. Горевала.
— На сколько?
— На два миллиона.
— Вот это да! Она тебя действительно любила. Кто она? Я её знаю?
Филипп ответил не без иронии:
— Дорогой мой, сдержанность, являясь основой доверия…
Гастон кивнул. Впрочем, ему хотелось спать.
* * *
Франсуаза Беррьен не сомкнула глаз в течение всей ночи. Заботы матери семейства — тема неисчерпаемая. Особенно если имеешь двойняшек, которые достигли того деликатного возраста, когда они ещё подростки, но уже и взрослые. Тем более если близнецы разного пола, что порождает противоположные для каждого из них проблемы. И уж совсем трудно матери, когда они больше тянутся к отцу, чем к ней. Так и идет жизнь: выходишь замуж, появляются дети, чувствуешь себя счастливой до того самого момента, когда вдруг замечаешь, что произвела на свет почти уже мужчину и почти уже женщину, которые оказываются совершенно чужими тебе людьми. К материнским надо добавить ещё и супружеские заботы. А густо поперчив и посолив это все хлопотами по хозяйству, получишь одну из тех мигреней, которые мешают заснуть, но зато чрезвычайно усиливают слух.
Все это объясняет настроение Франсуазы, которая услышала, как где–то в половине одиннадцатого её супруг вышел на цыпочках из дома и уехал в неизвестном направлении, а в одиннадцать пятнадцать куда–то отбыл на мотороллере сын. Чуть позже, к полуночи, нечто подобное предприняла и её дочь, с той только разницей, что она пошла пешком