— Вижу, у тебя много народу, — весьма кстати отметила Франсуаза. — И я тебе принесла апельсины, — добавила она. — Представь меня своим друзьям.
— Гм–гм, — засуетился Гастон. — Милые дамы, это моя супруга.
Воцарилось уважительное молчание, и Гастон завершил презентацию обобщающей фразой:
— А это все — жены моих самых лучших клиентов.
— Рада познакомиться, — любезно сказала Франсуаза.
Разговор разгорелся с новой силой, пока в дверь снова не постучали. На фоне общего гвалта и бестолковщины на пороге возник высокий, элегантно одетый мужчина с пакетиком в руке. Он пробился к кровати и, широко улыбаясь, торжественно изрек:
— Мой дорогой друг, сын рассказал мне о несчастном случае с вами, и я не медля решил навестить вас. Счастлив видеть, что вы в прекрасной форме!
— Мой дорогой Тайней, позвольте представить вам мою супругу и шурина, Филиппа Малосена.
Паскаль Тайней был в восторге и искренне рад. Он спросил, когда Беррьены намеревались опубликовать извещение о помолвке их дочери. Затем он оглядел присутствующих, и его неожиданно прихватил злейший приступ кашля, когда среди них он узнал посетительницу, выделявшуюся буйной копной белокурых волос. Та обворожительно улыбнулась ему, подкрепив свое расположение также и тем, что слегка подмигнула. Танней–отец продолжал, уткнувшись в платок, натужно кашлять.
Количество гостей увеличилось с одиннадцати до двенадцати, когда к больному, бойко работая локтями, продрался Ги Тайней. Он слегка вздрогнул, заметив белокурую молодую женщину, которая подмигнула и ему, а затем обратился к Гастону, наблюдавшему за ним с некоторой опаской:
— Дорогой месье, я получил ваше любезное письмо и хочу выразить вам свою благодарность. Можно мне поцеловать вас?
В ответ на утвердительный кивок он, не долго разбираясь, чмокнул его куда–то в щеку. Подошедший политик положил на колени Гастона свой пакетик:
— Дорогой мой, я знаю, что вы курите сигары, поэтому я позволил себе… Это гаванские, прямо с Кубы. В Национальном собрании их продают баснословно дешево.
Взволнованный Гастон выразил ему свою признательность. Он приглядывал краешком глаза за будущим зятем и видел, как тот, энергично помогая себе локтями, пробрался к Жильде и начал ей что–то нашептывать на ухо. Гастон нахмурился. Пусть этот шалопай только осмелится огорчить его Эвелин…
Появилась и она. Поцеловав дядюшку, папу и маму, она стала взглядом разыскивать жениха. В общей суматохе тот не видел, как она вошла, и как раз в это время весьма плотно прижимался к Жильде, с которой разговаривал почти уста в уста.
Эвелин страшно побледнела, схватилась за сердце и пронзительно вскрикнула. Шум мгновенно затих, и в наступившей мертвой тишине Ги устремился к невесте. Эвелин сквозь рыдания бросила ему в лицо:
— Убирайся! Не хочу тебя больше видеть! Никогда!
— Эвелин, но послушай, я сейчас тебе все объясню!
— Обманщик, лжец! Я никогда не выйду за тебя замуж, слышишь! Никогда!
Гастон, чувствуя надвигающийся вал катастрофы, громко, со всей присущей ему авторитарностью, воскликнул:
— Эвелин, ты поступишь так, как захочу я! Ты выйдешь замуж за Ги!
Публика одобрительно закивала головами. Обнаружился новый человек, в белом халате, с виду — врач, который безуспешно пытался добраться до кровати больного. Устав от всего этого кавардака, он рявкнул:
— Прошу всех выйти! Он же задохнется сейчас, черт возьми! Все визиты на сегодня закончены.
Первыми вышли семь молодых женщин, по–прежнему без устали щебеча. В палате сразу же стало легче дышать. Затем поднялась Франсуаза со словами:
— До чего симпатичные эти дамы. Как–нибудь на днях их надо пригласить к нам отобедать.
Бывший политический деятель (Четвертой республики) шагом несгибаемого республиканца отправился в кулуары Бурбонского дворца. После него вышли помирившиеся молодые люди.
С Гастоном остались только Филипп и врач. Медик заговорщицки спросил:
Так когда же вы возобновите ваши милые вечера в пригородах? Вы знаете, мне их так недостает!
* * *
Фредди, передал отцу коробку с сигарами. Во всем его облике сквозила покорность. Глаза светились сыновней любовью. Он спросил отца:
— Плечо все ещё болит?