— Отец, ты, кажется, так и не расстался с довоенными представлениями! В наши дни главное условие успеха в кино — никогда не быть ассистентом и не ступать на подмостки. Есть вспомогательное средство — критиковать! О, как я их всех критикую! Ты же читал мои статьи в «Эзотеризм для всех»? Так вот, я не лезу за словом в карман, устраивая разнос всем этим шишкам! Они все дрейфят в ожидании моего первого фильма! Пусть ещё немного понаслаждаются своими тепленькими местечками! Но наступили новые времена! Завтрашнее кино будет элитарным…
— Помолчи, пожалуйста, ты уже наскучил своими рассуждениями, — прервал его Гастон.
Разговор переключился на литературные темы, и в него вступили женщины. Лили прочитала очень интересный роман, но не помнила ни его названия, ни автора, ни сюжета. Однако в любом случае это было прекрасное произведение, и она посоветовала всем членам семьи как можно скорее достать его. Франсуаза попыталась порассуждать о Саган, но без видимого успеха.
— В конце концов начинаешь путаться в этих персонажах, которые то и дело спят друг с другом…
— Франсуаза Саган безмерно талантлива! — безапелляционно заявил Фредди.
Эвелин неожиданно встала из — за стола, воскликнув:
— Как я ненавижу всех этих писателей!
Она вышла, рыдая в салфетку. Повеяло холодом.
— Это все нервы, — объяснил Гастон. — Она готовится к очень трудному экзамену и слишком много работает. Через несколько дней ей станет лучше.
Гастон и Филипп попытались повернуть разговор в сторону политики. Оба согласились, что придерживаются умеренных взглядов, близких к конформизму. Фредди терпеливо слушал. Но когда отец и его дядя, перескакивая с одного сюжета на другой (политика внутренняя и внешняя, политика в Алжире, современная молодежь, «черноблузники»), дошли до яростных нападок на молодых преступников, Фредди не выдержал и, крепко стукнув по столу кулаком, заорал:
— Если молодежь и захлестывает преступность, то чья в этом вина, если не их родителей, которые подали нам пример малодушия, конформизма и бесхребетности?
— Замолчи, Фредди, прошу тебя!
Но не так — то просто было остановить этими словами резкую реакцию со стороны того, кто всего лишь позавчера участвовал во взломе итальянской бакалейной лавки.
— Не более чем мелкие буржуа, раз в неделю читающие «Канар аншене»[3], а по воскресеньям посещающие концерты шансонье! Интеллектуальный комфорт… демагогия… пустые фразы…
Под свинцовым взглядом отца он остановился. Гастон сурово произнес:
— Ты получишь право участвовать в нашем разговоре, когда будешь зарабатывать на жизнь, малыш. А сейчас доставь мне удовольствие: поднимись в свою комнату и посиди там до начала занятий в лицее.
Бравируя до конца, Фредди, уходя, громко хлопнул дверью. Четверо уцелевших переглянулись и рассмеялись. Филипп вытер набежавшую слезу и сказал:
— Ну и характер у твоего сына.
— У дочери не лучше, — вздохнул Гастон. Разговор зашел о делах, которые шли хорошо, но могли развиваться и лучше.
Фредди, двинув несколько раз ногой по мебели, закурил сигарету. Поискав среди пластинок, он поставил любимого джазового певца, включив проигрыватель на полную мощность. Немного успокоившись после музыкального душа, он прошел в комнату отца, где стоял телефон.
— Алло, могу я поговорить с Фредериком Бремезом? Шеф подошел к аппарату.
— Послушай, чтобы набить руку, я придумал потрясающий план.
Бремез — младший говорил с полным ртом. Он спросил без всякого энтузиазма:
— Так что же это за план?
— Магазин. Магазин головных уборов моего отца.
— Ты что, тронулся?
— Ничего подобного. Я достану дубль ключей. Вечером в квартале никого. К тому же отца надо хорошенько проучить. Как только он возбудит дело, я заявлю, что это я ограбил магазин.
Было слышно, как на том конце провода шеф что — то дожевывал. Потом Бремез буркнул:
Ладно, надо подумать. Увидимся на лекции.
Эвелин вся в слезах, с трагическим выражением лица, на цыпочках вышла из своей комнаты. Она забежала к отцу, чтобы тайно позвонить, и наткнулась на выходившего оттуда брата. Тот понимающе ущипнул её и исчез, оставив наедине с телефоном. Чуть поколебавшись, она набрала номер.
— Алло, попросите Ги Таннея.
— Кто говорит?
— Мадам Дюран[4].
Служанка пошла на поиски Ги, который вскоре взял трубку и несколько обеспокоенно спросил:
— Кто это?