— На месте, господин инспектор.
— Ну, тогда пошли.
Грегори расстегнул плащ, ему стало жарко. Полисмен в нерешительности переступил с ноги на ногу.
— Мне тоже идти?
— Идемте.
Сёренсен шел за ними, обмахиваясь шляпой. Солнце порядком припекало, снег уже исчез с ветвей, они выглядели темными и мокрыми на фоне голубого неба. Грегори считал шаги до кустов, где от шоссе шла дорога на кладбище, получилось ровно сто шестьдесят. Дорога и кладбище за ней лежали в тени между двух пологих холмов. Деревушка отсюда была не видна, только дым от нее. Снег лежал тяжелый и мокрый, тянуло холодом. Морг — небольшой барак, кое-как побеленный, задней своей стеной примыкал к густым зарослям кустарника. Два окошка выходили на северную сторону, в торце — дощатая дверь, полуоткрытая, без замка, но со скобой. Вокруг была уйма следов. У самого порога лежало нечто плоское, прикрытое брезентом.
— Это труп?
— Да, господин инспектор.
— Его не трогали? Он так и лежал?
— Точно так. Никто не прикасался. Комендант, как только прибыл вместе с врачом, осмотрел его, не прикасаясь.
А этот брезент?
— Комендант приказал накрыть.
А мог ли прийти сюда кто-нибудь, когда вы находились на шоссе?
— Не мог, господин инспектор, шоссе перекрыто.
— С той стороны, а если от Хэкки?
— Там тоже установлен пост, только его отсюда не видать, он за пригорком.
— Ну а через поля?
— Если только полями, — согласился полисмен, — но ему бы пришлось пересечь речку.
— Какую речку?
— Ну, ручей, вон с той стороны.
Грегори пока не приближался к брезенту. Продвигаясь вполоборота, он разыскал следы ночного патруля. Узким, утоптанным проходом они окружали ближайшие памятники, дугой огибали барак и возвращались назад через заросли кустов. Ветки были поломаны и местами втоптаны в снег. Те же, что и на шоссе, следы массивных башмаков отчетливо отпечатались там, где полисмен сбивался со своего пути, видимо, плутая в темноте.
Пройдя этим путем от начала до конца, Грегори засек время по часам: четыре минуты. "На ночь и метель можно накинуть еще столько же, — подумал он, — и еще минуты две на туман". Он углубился дальше в кусты, спускаясь вниз по склону. Тотчас же снег провалился под ним. Грегори успел ухватиться за ветки орешника и удержаться у самой воды. Это было самое низкое место впадины, в которой лежало кладбище. Скрытый заносами и потому неразличимый даже вблизи, здесь протекал ручей, поверхность воды была покрыта рябью возле подмываемых корней кустарника. В илистом дне торчали осколки камней, некоторые смахивали на булыжники. Грегори повернулся не сходя с места. Несколько выше он увидел тыльную стену морга, только верхнюю ее часть, без окон, выступавшую из кустов на расстоянии полутора десятков метров. Начал карабкаться обратно, раздвигая упругие ветки.
— Где у вас каменщик? — спросил он полисмена. Тот сразу понял, о чем речь.
— Он живет прямо у шоссе, возле того мостика. Первый дом, такой желтый. Каменотесом работает только летом, а зимой столярничает.
— А камни как он сюда доставляет? По шоссе?
— Если уровень воды в речке падает, то по шоссе, а когда вода поднимается, сплавляет их по воде со станции. Развлекается в свое удовольствие.
— И там, на противоположном берегу, он обтесывал эти камни?
— Иногда и там, но не всегда. По-разному.
— Этот ручей течет со стороны станции, не правда ли?
— Да, но берегом не пройти, все заросло.
Грегори подошел к боковой стене морга. Одно окно было открыто, точнее, выдавлено, стекло разбито, единственный острый осколок торчал из сугроба. Он заглянул вовнутрь, но ничего не разглядел: слишком темно.
— Кто сюда входил?
— Только комендант.
— А доктор?
— Нет, доктор не входил.
— Как его звать?
— Адамс. Мы не знали, подоспеет ли в срок лондонская "скорая". Первой приехала бригада из Хэкки, доктор Адамс был там ночью, поэтому прибыл с ними вместе.
— Да? — произнес Грегори. Он не слышал полисмена. С фрамуги разбитого окна свисал светлый завиток стружек. У самой стены отпечатался глубокий, неотчетливый след босой стопы. Грегори наклонился. Снег здесь был изрыт, словно по нему волокли изрядную тяжесть. Местами можно было различить продолговатые вмятины с гладким дном, словно их сделали, вдавливая в снег большую, удлиненную буханку хлеба. В одной вмятине что-то золотисто поблескивало. Он нагнулся еще ниже и подхватил пальцами несколько свернувшихся стружек. Склонив голову, с минуту рассматривал другое, закрытое окно. Оно было заляпано известкой. Он ступил в глубокий снег, опустился на колено, откинув предварительно полу плаща, потом поднялся и снова все оглядел. Глубоко втянул воздух. Широко расставив ноги, засунув руки в карманы, он окинул взглядом белое пространство между кустами, моргом и первым надгробием. Бесформенные глубокие следы с гладкими вмятинами начинались у разбитого окна, делали петлю и вели к дверям. Они отклонялись по пути то в одну, то в другую сторону. Словно какой-то пьяница толкал перед собой мешок. Сёренсен стоял в стороне, приглядываясь к следам со сдержанным любопытством.