Завершали скабрезный журнал подборка несмешных бородатых анекдотов и карикатура недели — беспомощно висящий за штаны на фонарном столбе мужик и грозящий ему снизу палкой постовой, и подпись «Слезай, арестую!».
— Ха-ха — брезгливо поморщился детектив и бросил газету на поленницу — высокий штабель дров сложенных у дальней стены, между шкафом и дверцей в смежную комнату, где, как заглянув туда, обнаружил детектив, располагались титан для нагрева воды и туалет.
Часы Вертуры, которые он совсем недавно подвел по ударам колокола на башне находящегося где-то неподалеку собора, показывали четыре часа пополудни.
Одевшись и причесавшись, почистив плащ, штаны и мантию нашедшейся в комоде щеткой, Вертура вышел из дома. Купил с лотка спешащего в сторону проспекта Рыцарей разносчика горячий бутерброд и, сверившись с картой, пошел по проспекту влево от парадной своего дома, к заливу. Миновал несколько кварталов и какую-то густо засаженную вязами аллею за высоким чугунным забором с воротами без створок. Оставил позади палисадник, желтый дом на перекрестке и скальную стену с гранитным парапетом террасы и застекленным фасадом того самого дворца, что был виден из окон его комнаты.
Через три квартала проспект генерала Гримма упирался в высокий каменный забор какого-то старого особняка, которого не было на карте, а рядом была небольшая церковь с изящной белой колокольней, березами и высоким красивым забором, вместо которой тоже, судя по карте Вертуры, должно было располагаться какое-то совсем другое строение. В сторону реки от него уходила та самая вязовая аллея, а в противоположную — узкий переулок. Детектив прошел по нему, свернул на первом же повороте на какую-то кривую, зажатую между высокими плотно стоящими друг к другу домами, улочку направо, выбрав примерное направление вниз и к морю, и пошел по ней. Миновав несколько спусков и каких-то извилистых переулков, надышавшись тошнотворными миазмами гнилой рыбы и сушеной морской травы, он уже было подумал, что свернул куда-то не туда и совсем заблудился в лабиринте узких переулков, решеток, лестниц и дворов, как за очередным поворотом ему внезапно открылся очередной крутой спуск, в конце которого, в просвете между темных, нависающих фасадами над улицей, глядящих друг другу окна в окна домов, за лесом мачт пришвартованных к набережной рыбацких лодок и баркасов ему открывалась синяя гладь залива. Ускорив шаги, детектив спустился по старой лестнице, сложенной из намертво увязших в засохшей грязи плоских каменных блоков и вышел на широкую набережную, по которой по верху искусственной каменной стены пролегала мощеная старым-престарым, истертым до блеска, местами расколотым, булыжником дорога. Тут он долго стоял у воды, курил, тупо смотрел вниз — как волны плещутся о высокую стену из почерневшего гранита, отвесно обрывающуюся в бездонную серо-зеленую пучину моря, как летают чайки над водой, как на волнах, гулко стукаясь друг о друга бортами, мерно покачиваются баркасы и ладьи. Вдыхал такой свежий и холодный после тесных городских кварталов, пропитанный солью, влагой и запахом морской воды ветер.
Рыбаки возвращались в город после утреннего лова, швартовались, паковали такелаж, сушили сети, переваливали добычу в корзины, поднимали их, на высокую набережную ручными лебедками, грузили на тачки и телеги. Женщины и дети сортировали рыбу, кидали ту, что была совсем мелкой, многочисленным, сидящим в ожидании подачки кошкам. Вилами разгружали шаланды морской травы. Чуть поодаль, на рейде, стояли каравеллы и галеоны. От их бортов отчаливали лихтеры, везли тюки и ящики к причалам и устью реки. Отдельно в стороне покачивался на волнах, густо дымил трубой, паровой катер похожий на буксир.
Плоский силуэт воздушного корабля лежал на синей воде, напротив крепости в паре километров к северо-западу от города. Длинный ржавый корпус пришвартованной к нему металлической баржи отчетливо выделялся на фоне крашенных в темно-серые тона бортов и крыльев.
Левее от детектива далеко в море вдавался волнорез с маяком. Над крышей маяка развевался флаг Гирты с серебряным крестом и тремя горизонтальными полосами — лиловой, багровой и черной. К волнорезу была пришвартована, деревянная ладья груженая какими-то ящиками и бочками, несколько моряков сидели на носу, также как и Вертура, от безделья, смотрели на город и в воду перед собой. Наверное, ждали, когда подойдет паровой катер и отбуксирует их куда-нибудь, курили.
Глядя на эту солнечную и ветреную панораму, Вертура даже подумал что в его поездке, все не так уж и плохо.