— А что же, — спросил он и несколько помедлил, чтобы Кожан не уловил иронии, — ваши товарищи в Каминске не могут разоблачить врага, прокравшегося в рабоче-крестьянскую милицию?
— Есть трудность, — доверительно ответил Кожан. Он не почувствовал иронии. — Законспирированный агент прекрасно знает тамошних сотрудников, и нам кажется, что не они осуществляют контроль над Огнивцом и его человеком, а этот человек над ними… Поэтому и было принято решение послать в Каминск неизвестного там человека с почетной обязанностью: разоблачить врага, найти архив и драгкамешки и отправить их в Новониколаевск.
— И все это мне надо проделать одному?
— Ну что вы, конечно, нет, — ответил Кожан с усмешкой, — вас будут подстраховывать и контролировать… Но вам надо помнить, что большое количество людей, участвующих в операции, создает большую вероятность провала… А провал — это смерть. А кто же может желать смерти товарищу по делу… Поэтому самое разумное — ехать в Каминск одному… Легенду вам уже разработали, вы едете туда инспектировать отдел. О вашей миссии будет знать один только Борода.
— Я могу отказаться? — спросил он, не дослушав Кожана.
— Что? — встрепенулся Тарус, который долгое время молчал, не желая перебивать Кожана, — да ты…
Кожан жестом остановил его.
— Не можете, — произнес он с торжеством человека, державшего в руках мышеловку, в которой металась пойманная мышь.
— Почему? — спросил он, хотя мог бы не спрашивать: не первый день в уголовном розыске работал.
— Вы много об этом знаете.
— Он шутит, — сказал Тарус и слегка побледнел.
— Вот как? — иронически произнес Кожан, — в губугрозыске есть шутники?
— Есть, — ответил Тарус и хихикнул, — но очень мало.
— Пусть он выйдет в коридор, — приказал Кожан Тарусу, даже не взглянув в сторону будущего «инспектирующего».
— Выйди в коридор, — сказал ему начальник отдела, — я тебя потом вызову. — В отличие от вежливого Кожана Аскольд никогда не обращался к подчиненным на «вы».
В коридоре он уселся на «скамью подсудимых», так именовалась длинная деревянная скамейка, когда-то стоявшая в одном из парков Новониколаевска, а теперь попавшая в коридор губугрозыска и установленная перед дверью начальника самого страшного из отделов — отдела по борьбе с бандитизмом.
Ждать пришлось недолго. Красный и злой Аскольд раскрыл дверь и проговорил:
— Заходи.
Кожана в кабинете не было, и он догадался, что тот ушел через конспиративный ход, который использовал Тарус для встречи в кабинете со своими конфидентами.
Длинное ругательство услышал он, когда пересек порог кабинета. Ругательство закончилось вполне цензурным словом «шутник».
— Тебя же проверяют.
— А меня нечего проверять, меня сам Тарус проверял, — бросил он начальнику, — он спичечный коробок сбивал с моей головы.
— Ну, ну, — уже спокойнее произнес Аскольд, польщенный таким сравнением. — Коробок — это не проверка. Я когда-то в пятак попадал, а пятак был наполовину всунут в гребень Изольды, а гребень был в ее волосах… Вот это была проверка на вшивость, вот это было рискованно, а коробок можно сбить с закрытыми глазами с сильного похмелья.
— Так что эти проверки у меня вот где, — сказал он и провел ребром ладони по горлу, — мне их на облавах хватает…
— Смеляк, — покачал головой Тарус, — но не зарывайся… Ты не один… Это я тебя рекомендовал… Это я за тебя поручился, а ты шутить надумал… «Я могу отказаться?» Отказник, мать твою… Да ты должен был сказать: благодарю за оказанное доверие… постараюсь ценой жизни… понял?
— Понял.
— Ну то-то.
Через три дня его вызвали в ОГПУ.
Это новое название бывшей ЧК было еще непривычным для слуха и не вызывало должного почтения у сотрудников угрозыска.
— О Господи Помоги Убежать, — расшифровал его один из подчиненных Таруса, а сам Тарус, не отличавшийся остротой ума, прочитал эту аббревиатуру в обратном порядке:
— Убежишь. Поймают. Голову Оторвут.
Тарус передал ему пропуск, видимо, выписанный Кожаном, и посоветовал:
— Ты там не выдрыкивайся, больно умным себя не выставляй…
Перед входом в управление ОГПУ он посмотрел в пропуск.
«Обладатель сего, — значилось там, — следует в шестьдесят шестой кабинет».
Шестьдесят шестой был закрыт, и ему ничего не оставалось делать, как усесться на садовую скамейку, что стояла перед дверью этого кабинета. Наличие в ОГПУ такой же скамейки, как и в угро, объяснялось просто. Губернское начальство для того, чтобы эти скамейки не пошли на растопку буржуек, распорядилось забрать их в госучреждения.