Орчанка же смотрит на его искалеченный нижний клык – в тени под шляпой сверкают желтые глаза.
- Я несколько удивлена, - произносит давным-давно забытый низкий грудной голос. – Думала, наш говеный мир так устроен, что продажные шкуры вроде тебя гуляют с бриллиантовыми клыками. А твои дела, похоже, настолько плохи, что ты и свой собственный заложил в ломбард.
От хриплого тембра в голосе кружится голова. Всплывают стертые временем картины. Снова скачут по черной воде лунные блики, сотрясается на песке обнаженная орчанка. Выгибается всем телом, стонет, но выдерживает. Улыбка расцветает на ее усталом потном лице. Шеула всегда любила грубые ласки.
Сдержавшись, чтобы не коснуться языком обломка левого клыка, Дрорег вешает шляпу и плащ на вешалку. Пистолет орк засовывает за ремень брюк.
- На самом деле я открутил его, чтобы уменьшить свой шик. Сама видишь: от дамочек нет отбоя, даже вламываются ко мне ночью.
Письма сыплются из рук Шеулы на пол. Она снимает шляпу и бросает ее на стол. Короткие каштановые волосы взметаются, когда Шеула вертит головой, оглядывая узкую койку, блеклую ширму, торчащий за ней косой умывальник. Желтые глаза орчанки презрительно щурятся.
- Дешевкой ты был, Дрорег, - дешевкой остался. Предал клан за полицейский жетон, а сейчас даже его отобрали.
Грохоча сапогами, Дрорег подходит к орчанке и поднимает письма с пола. Почти все конверты – цветной рекламный мусор.
- Ты ошиблась дверью. Я не ищу секретаршу, чтобы перебирать почту.
- Рассмешил, - хмыкает орчанка. – Конечно, не ищешь: откуда у дешевки деньги на секретаршу?
Дрорег посмотрел сверху-вниз на грудь под чехлом водолазки.
- Жена мне тоже не нужна.
Шеула оскаливается и шипит.
- Ты зарываешься, ищейка.
Детектив наклоняется к ящику стола – и к лицу орчанки. Она не отшатывается, наоборот, клыки ее словно чешутся вцепиться ему в глотку. Нащупывая в ящике сигареты, Дрорег придвигается еще ближе. Ноздри Шеулы раздуваются, орчанка жарко дышит детективу прямо на губы. Дрорег изучает темные мешки под желтыми глазами. Два-три дня недосыпа, не меньше. Взгляд детектива скользит ниже и упирается в пятнышко крови на воротнике пиджака у самой шеи.
- И любовница тоже, - бросает орк и выпрямляется. Сигарету Шеуле не предлагает. Сам закуривает, отвернувшись к окну. Над Старым городом светлеют небеса – насколько позволяют нефтяные топки старого отеля.
Шеула со всей силы бьет сапогом по столу.
- Грязный скот! - орет она. – Ищейка бездарная! Я пришла нанять тебя.
Дерево с хрустом крошится под железным сапогом. Орк смотрит на разбитую столешницу.
- Попробуй еще проломить стену – может, соглашусь работать бесплатно, - Дрорег тушит сигарету в пепельницу на подоконнике. – Шеула, мы носим железные сапоги не для того, чтобы крушить столы.
- Без понятия, зачем предатель их носит.
- Чтобы помнить, когда нужно остановиться. Но ты, похоже, все равно забыла.
- И с чего такие выводы, шпик дешевый?
- С пятна у тебя на воротнике.
Она выгибает шею, разглядывая пиджак.
– На другом плече. Повезло, что не нарвалась на патруль. Под раковиной мусорное ведро, выбрось пиджак и выметайся.
Шеула вдруг хватает сигареты и зажигалку из ящика, закуривает.
- Сто аконитов аванс, - она вытягивает из кармана мятую банкноту и тянет Дрорегу. – Еще сто – после того, как выполнишь дело.
Немаленькие деньги для бедного клана с кучей детских ртов. Детектив не спешит брать банкноту.
- Преступления – не мой профиль.
- Не волнуйся, шпик,– прошипела орчанка. – Никто в клане не станет иметь серьезных дел с предателем. От тебя требуется немного – съездить в Брегстон и найти нашего.
- Кого?
- Хлорока.
- Как давно он мертв?
- С чего ты взял, что он мертв? – желтые глаза Шеулы сверкнули.
- И, правда, с чего? Может, Хлорок сидит второй день на пристани в Брегстоне и качает сапогами над волнами, пока его шестеро детей голодают?
- Второй день? Почему?
- Или третий. Тебе виднее, сколько ты не спишь.
Тяжелый кулак орчанки сжимает банкноту.
- Вот три условия, чтобы я взялся, - Дрорег ковыряет окурком в пепельнице. – Первое, рассказываешь все, как есть. Второе, рамки закона я не переступаю. И самое важное, мое кресло – только мое кресло.
Шеула секунду не шевелится, затем ее ноги с грохотом опускаются на пол. Орчанка встает резко, кресло чуть не падает. Дрорег тут же опускается в него, здоровые ладони орка соединяются на раскромсанной столешнице.
- Я вас слушаю.
Шеула кривит лицо, но рассказывает: