Выбрать главу

Шорох, раздавшийся позади Джун, заставил ее обернуться. Слова, готовые вот-вот сорваться, застряли в горле — в руках старой дамы поблескивал огромный черный револьвер.

— Вы с ума сошли? Что вы хотите делать с этой штукой?

Прищурив глазки, миссис Порджес уставилась на Джун. Ее лицо снова было напряжено и насторожено. Она медленно подняла револьвер и ловким движением большого пальца сняла предохранитель.

— Вы… вы с ума сошли? — еле ворочая языком, выдавила Джун.

Не опуская револьвера, миссис Порджес приложила к губам указательный палец левой руки, давая тем самым Джун понять, чтобы та замолчала. Потом подкралась к открытой двери, склонила голову и прислушалась.

Внезапно стало так тихо, что можно было услышать тиканье часов, стоящих в холле. Просто удивительно, что не было слышно еще, как в подвале скребутся мыши.

— Наверное, показалось, — прошептала миссис Порджес. Она немного опустила револьвер, так, что черный глазок дула оказался направленным прямо в живот Джун. — Нам нужно покончить с этим делом до того, как действительно кто-нибудь придет.

— Вы знали об ожерелье и об исчезновении камней? — Джун показала на подсвечник со стеклянными камешками.

— Знала? Нет, не знала. Но кое о чем я все-таки догадывалась, — миссис Порджес прищурила левый глаз, покачала головой, а потом поднесла руку к волосам. Только теперь Джун увидела, что серебристо-седые аккуратно зачесанные волосы старой дамы были такими же ненастоящими, как и ее челюсть — она носила отлично сделанный парик. Сейчас он немного сполз, и старая благородная дама ловким движением руки вернула его на прежнее место.

— Да, я догадывалась об этом, — повторила она и повела плечами. — Но я не могла ни с кем поделиться своими подозрениями, ибо не до конца была во всем уверена. Кроме того, я люблю жизнь и с радостью живу на этом свете, хотя его называют и плохим, и грешным. Но разве это имеет решающее значение? Немножко греха в жизни так же необходимо, как щепотка соли и перца к рубленому мясу.

— Есть грехи, за которые люди отправляются на виселицу, — напомнила Джун и смерила расстояние между собой и домоправительницей.

— Повесить человека можно всего лишь один раз, — миссис Порджес назидательно подняла указательный палец. — Да и вся процедура длится не более минуты. Я думаю, что гораздо хуже, если твоя душа попадает в ад. О, вот тогда-то мучения продолжаются целую вечность!

Джун быстро, как ее учили на уроках дзю-до, откинулась назад, в падении выбила ногой револьвер из рук миссис Порджес и ловко его поймала.

— Ой! — громко вскрикнула старая дама. — Вы поскользнулись? Надеюсь, вы не ушиблись, деточка?

Она быстро подскочила к Джун и помогла ей подняться.

Джун не знала, что и думать, она несколько раз судорожно сглотнула, прежде чем вновь обрела дар речи.

— Теперь я даже не знаю, за кого мне вас принимать, — созналась она.

Гнетущая тишина внезапно кончилась. Снова послышался шум дождя, снова свистел ветер и скрипели оконные рамы — все было так, как и должно было быть.

— Осторожнее, револьвер случайно может выстрелить, — заботливо предупредила миссис Порджес. — Опустите вниз этот маленький рычажок, тогда ничего не случится… У меня большой опыт в этом деле — я ежедневно тренируюсь в саду с этой опасной игрушкой. Когда умерла старая миссис Шекли, я сказала себе: пусть судьба твоей хозяйки послужит тебе предостережением, ты должна хорошо подготовиться к тому часу, когда откроется бешеная пальба. Думаю, что труд мой не пропал даром. Когда я трезва, то попадаю в тростник с расстояния в десять метров, словно это не тростник, а могучее дерево.

— Давайте спустимся вниз, а там вы мне расскажете все по порядку, — решила Джун.

— С удовольствием, — с каждой минутой миссис Порджес все больше молодела.

«Если так будет продолжаться, то, когда мы спустимся в холл, — подумала Джун, — миссис Порджес превратится в шестнадцатилетнюю девочку».

Обе стали спускаться вниз, но вдруг остановились. Из холла доносились шаги. На этот раз обмануться было невозможно.

— Вот он где, убийца! — прошептала миссис Порджес, но на этот раз без всякого страха. Даже наоборот: по ее лицу можно было понять, что она жаждет борьбы и что ей не терпится перейти в атаку. — Теперь-то он от нас не уйдет!

Но миссис Порджес ошиблась. Человек, расхаживающий по холлу, был адвокат Хаббард.

15

— Дверь была не заперта, а на улице дождь льет как из ведра. Надеюсь, вы не рассердитесь, что я вошел без спроса? — с плаща Хаббарда все еще стекала вода. Он вытирал мокрое лицо носовым платком.

— Что случилось? — тихо спросил он, взглянув на Джун.

Будучи в твердой уверенности, что ни одно из ее слов не минует ушей старой дамы, Джун ответила, нарочито повысив голос:

— Просто произошло смешное недоразумение, я вдруг почему-то решила, что наша уважаемая миссис Порджес с помощью какого-то допотопного револьвера собирается лишить меня удовольствия жить на белом свете.

Хаббард остался серьезным.

— А на самом деле она не собиралась этого делать?

— Боже сохрани! Просто мои нервы окончательно расшатались, и я думала…

— Что вы думали? — продолжал допытываться Хаббард.

Джун не успела ответить — появилась миссис Порджес с подносом в руках.

— В такую погоду чашка горячего чаю пойдет вам только на пользу, сэр, — она сделала реверанс. — Наш национальный напиток все еще продолжает оставаться лучшим лекарством против насморка и других болезней, разумеется, если добавить в него соответствующую порцию рома.

После того как миссис Порджес ушла к себе на кухню, адвокат Хаббард снова обратился к Джун:

— Итак, прошу вас, расскажите, что, собственно, произошло?

Джун взяла подсвечник и показала на стеклянные камешки.

— Что бы вы сказали, если б эти штучки… — Джун замолчала.

«Может, этот вопрос лучше сперва обсудить с Чэдом?»— мелькнуло у нее в голове.

— Так что — «эти штучки»? — Хаббард держал чашку с чаем в руке, но, казалось, забыл о нем.

— Как вы думаете, могла миссис Шекли иметь драгоценные камни… бриллианты стоимостью в несколько десятков тысяч фунтов?

— Бриллианты стоимостью в несколько десятков тысяч фунтов? — недоверчиво переспросил Хаббард. — Нет, это совершенно исключается. Ведь я, в конце концов, все эти годы был ее поверенным, занимался размещением ее денег и имею бумаги, свидетельствующие о размерах состояния, — Хаббард на секунду задумался. — Правда, она иногда спекулировала на бирже небольшими суммами, но это, наверное, ради развлечения, чтобы убить время. Сумма, которую она оставила после себя, — а вам, Джун, я могу это сказать, — составляет пять тысяч восемьсот тридцать фунтов шесть шиллингов и пять пенсов. Да вот этот дом. Но пока ни один банк не решился дать под него хоть ничтожную ссуду.

От Джун не ускользнуло, что адвокат в первый раз назвал ее по имени. Она почувствовала, что это придало их беседе оттенок доверительности.

— Но разве нельзя предположить, что у миссис Шекли имелись деньги или бриллианты, о которых никто ничего не знал?

— Предположить можно что угодно. Но почему вы завели разговор именно о бриллиантах?

— Я видела портрет миссис Шекли. И при этом обратила внимание, что бриллианты на ее ожерелье очень похожи на эти стеклянные камешки в подсвечнике. Давно устаревшая форма, сейчас вряд ли где еще так шлифуют алмазы. При такой обработке они слишком много теряют в цене; можете мне поверить, я написала об этом не один репортаж.

— Дайте мне минутку подумать, Джун, я не совсем уловил вашу мысль, — сознался Хаббард. — Если я правильно понял, вы удивлены, что камни на ожерелье выглядят так же, как и ужасные стекляшки на подсвечнике, и считаете, что это не случайно?

— Я не знаю… Просто мне в голову пришла довольно странная мысль… Давайте предположим, что камни, красовавшиеся когда-то в ожерелье, были настоящими бриллиантами, и подарил их миссис Шекли человек, который был ей близок и дорог. Поэтому она и не хотела расставаться с этими бриллиантами. Воспоминания о молодости могли быть для парализованной старухи дороже всяких драгоценностей.