Афродита сочла необходимым положить конец задымившейся междоусобице.
— Герцогиня сделала, что могла, — сказала она, чуть подчеркнув последнее слово и глянув на пышную грудь владелицы салона красоты. — Теперь мы наверняка знаем, что бумаги, о которых речь, находятся у виконта. Но почему не знал этого полковник?
— Увы, — произнес вдруг барон Филипп и неожиданно фыркнул, ударив себя по ляжкам. Гулко хмыкнула борода князя. Граф делла Скала хихикнул, прикрыв рот ладонью. Богаделка Герлинда еще более поджала тонкие губы. Герцогиня открыто улыбнулась Афродите. Не покинула печаль лишь Валентина Кальбе да графиню Хазенталь, которая и прекратила странное оживление, обратись к Афродите:
— Видите ли, любезнейшая, Трутц, я хочу сказать, полковник фон Гофманзау был чрезвычайно прямолинейным человеком.
— Светлая душа, — вставил Кальбе.
— Да, Валентин, — сказала графиня. — Лучше вас, в конце концов, его никто не знал…
— Вы в этом уверены, дорогая? — Герлинда фон Шнепфенфус злобно уставилась на графиню.
Но тут вмешался Конде делла Скала, к которому вернулась тоскливая озабоченность:
— К сожалению, мы не могли посвятить полковника в эту тайну, — пояснил он. — Именно в подобных вопросах он был излишне э-э… эмоционален, он был, так сказать, вот именно простая душа, если графиня позволит мне так выразиться…
Эрентраут Мария слегка кивнула.
— Простая или светлая, — сказала Афродита раздраженно. — Он был убежден, что бумаги находятся у меня. И это, по собственному его признанию, сообщил ему виконт. Значит, перед тем они встретились.
Кальбе попросил слова, подняв по-школярски руку:
— Это верно, — начал он. — Господин полковник в самом деле имел с господином виконтом разговор и в результате получил сведения о том, что мадемуазель является наследницей баронессы, что она приехала сюда, чтобы вступить в наследство, и что бумаги теперь у нее. Он всю вторую половину дня, перед поминальным ужином, обсуждал со мной этот вопрос. Полковник решил действовать самостоятельно, и мы пришли к заключению, что похищение мадемуазель — кратчайший путь к цели.
Итак, среди своих полковник слыл просто-напросто дураком, что вполне справедливо. Но понятие «свои» для такой компании явно не подходит. Здесь каждый хочет варить кашу только для себя, наплевав при первой же возможности на других. Как плюет на них на всех виконт. Так как же поживает виконт, видел ли его кто-нибудь после тех злосчастных поминок?
Оказалось, что кое-что может сообщить герр Кальбе. Запинаясь, он принялся рассказывать, что примерно через час после бегства Афродиты появился виконт де Бассакур и, узнав что произошло, буквально взбесился. Обругав всячески Валентина за то, что он выпустил из рук опасную преступницу, виконт тут же позвонил полковнику фон Гофманзау и заявил, что вследствие сложившейся критической ситуации должен с ним лично переговорить. Ввиду щекотливости вопроса лучше всего встретиться где-нибудь подальше от свидетелей, ну хотя бы в прирейнском лесопарке. После некоторого колебания полковник согласился. «А наутро, — всхлипнул Кальбе, — наутро господина полковника нашли там убитым на одной из скамей». Ему, Кальбе, несвойственна излишняя подозрительность, но он ничего не может поделать с собой, не может избавиться от мысли, что между свиданием, назначенным виконтом, и смертью полковника существует определенная связь. С этими словами верный Валентин поник головой в своем кресле.
— Так, — констатировала Афродита. — Следовательно, милый виконт любыми средствами стремится направить полицию в мою сторону.
— Все говорит за то, — подтвердил барон Филипп.
— Виконт, как мне известно, человек быстрых решений, — сообщил граф Конде.
— Бог накажет его, — пообещал монсиньор Барлини.
— От этого мне ни холодно ни жарко! — сказала Афродита. — Не виконта, а меня преследует полиция. Не его, а меня подозревают во всех этих убийствах.
— К сожалению, к сожалению, — посочувствовала княжеская борода.
— Однако я не понимаю, господа, чего вы еще ждете! — продолжала Афродита. — Вы должны немедленно вызвать полицию и зафиксировать все, что вы знаете. Давно надо было это сделать.
Конде делла Скала покачал головой.
— Боюсь, синьора, что это невозможно.
— Весьма сожалеем, — добавил князь.
— Каждый должен нести свой крест, — посоветовал монсиньор Барлини.
Афродита смотрела на них в напряженной и ясной сосредоточенности.
— Что невозможно? — сухо спросила она. — Не означает ли это, что вы не хотите уведомить полицию?
— Видите ли, — попытался объяснить граф делла Скала участливо-спокойным тоном, — мы с удовольствием хотели бы вам помочь, но мы не можем. Мы сами в отчаянном положении…
— Продолжайте, — потребовала Афродита. — И не заставляйте тянуть из вас каждое слово.
— Подумайте сами, — сказал граф, — как мы можем заявить на виконта де Бассакура в полицию, даже если он и отъявленный негодяй?
— На его счету шантаж и, наверное, убийство, — сказала Афродита. — Этого, по-вашему, мало?
— В том-то и дело, — зажурчал монсиньор Барлини. — Во имя нашего сословия, нашего положения в обществе и умах необходимо, чтобы известные бумаги были крепко-накрепко заперты в сейфе, неважно каком. Но они станут достоянием гласности, едва только мы укажем полиции на виконта. Вы должны это понять, дитя мое, и предоставить господу праведному наказывать свои создания.
— За кого же вы меня принимаете? Нет, я пока не выжила из ума. Значит, я должна бегать по городу от полиции как убийца, и только потому, что мои дамы и господа трусы и тряпки? Только потому, что у каждого из вас рыльце в пушку, вы и не хотите отдать вашего благородного виконта полиции!
— Фи, вы отвратительны! — возмутилась Герлинда фон Шнепфенфус.
— А чего еще ждать от этих плебеев? — сказала вдова фон Хазенталь.
— Я попросил бы вас, мадемуазель, не переступать границ приличия, — надул щеки граф делла Скала.
— Приберегите ваши эмоции для себя, — отвечала Афродита. — Я-то знаю, что мне делать. Не думайте, что я так все и оставлю. Не хотите сообщить полиции? Тогда это сделаю я.
С этими словами Афродита поднялась. Но тут ожил толстяк, стоявший у дверей. Он буркнул что-то невнятное и наставил на нее автомат.
— Сядьте, мадемуазель, так будет лучше, — сказал граф. — Видимо, я не совсем четко выразился. Хочу повторить, чтобы наша позиция стала абсолютно ясной. Мы ни в коем случае не можем допустить, чтобы виконт попал в руки полиции, будучи даже виновным в убийстве. Еще раз напоминаю, что никакая огласка для нас неприемлема. Публичное порицание виконта де Бассакура может очень и очень повредить всем нам. Мы решили избегать этого при любых обстоятельствах.
— Хотела бы я знать, как вы собираетесь избегать?
В ответ делла Скала показал на толстяка с автоматом.
— Вы меня здесь поселите? — спросила Афродита, возвращаясь в свое привычное спокойно-язвительное состояние.
— Угадали, — сказал князь Червенков, — вы погостите…
— Я уже говорил, что мы находимся в исключительно тяжелом положении, которое нас вынуждает… Не забывайте, синьора, что мы имеем дело с решительным и беспощадным противником. Мы, конечно, неспроста здесь собрались. Мой дом довольно надежно защищен. А после того, что произошло с графом Хазенталем и беднягой полковником, у нас всех есть основания опасаться за свою жизнь. Но сидеть здесь вечно мы тоже не можем. Я считаю подарком судьбы, что вы посетили мой дом.
— Воистину вас послало небо, — возвел очи горе монсиньор Барлини.
— В самом деле, милочка, — промурлыкала герцогиня де Mумо.
— Ах, вы меня растрогали, — отвечала Афродита. — Так что вы тут родили?
— Ну что ж, — начал граф делла Скала тоном человека, решившегося на крайность. — Хотя вам не очень приятно будет слышать, но мы ничего не можем поделать. Выбора нет.
— Господь да простит нас! — пробормотал монсиньор Барлини, благочестиво сложив жирные ручки. Он раздражал Афродиту даже больше, чем делла Скала.