— Какое дело? И что тебе надо в Лондоне? — спросил Чэд.
— Может, я вам после и расскажу… А может, и нет… Я нанесу визит леди Уорренгтон.
— А я и не знал, что ты вращаешься в таких высоких кругах, — съязвил Чэд.
— Ты еще многого не знаешь, — и она так хлопнула дверью, что задрожало чучело белого медведя на подставке.
— Я отнесу ей стакан горячего молока, — миссис Порджес первая обрела дар речи, — и положу в молоко таблетку снотворного, тогда она, бедняжка, хоть выспится спокойно, — и философски добавила, — страшно подумать, на что способен человек, когда речь идет о каких-то блестящих камешках, которые можно разве только повесить себе на шею.
Джордж Абернати удержал старую даму и поинтересовался, что за камешки она имеет в виду.
Миссис Порджес подняла опрокинутое кресло, села в него и подробно рассказала, что она видела и слышала.
Когда она закончила и поспешила на кухню, чтобы подогреть молоко для Джун, Джордж встал и некоторое время молча расхаживал по холлу.
— Ты слышал когда-либо о двойной причинной связи? — спросил он, обращаясь к Чэду.
— Никогда.
— Представь себе черепичную крышу какого-нибудь дома. И вот одна из черепиц внезапно ровно в семь часов падает перед парадной дверью. Этот факт стоит в тесной причинной связи с постройкой дома, с качеством работы, со свойствами материала, с воздействиями внешней среды. Это первая причинная связь. Ну, а теперь предположим, что ровно в семь часов из этого дома выходит мистер Смит — на это тоже имеется целый ряд причин. Он служит маклером в бюро, которое открывается в восемь часов, следовательно, чтобы своевременно усесться за письменный стол, нужно спуститься в подземку в семь двадцать. А тот факт, что мистер Смит работает именно маклером, обусловлен его наклонностями, связями его родителей и женитьбой. Вот тебе и вторая причинная связь. Обе эти причинные связи не имеют между собой ничего общего, но временами их пути внезапно скрещиваются и происходит то, что мы называем случайностью. И это действительно случайность, потому что дырку в черепе мистера Смита не объяснишь лишь одними свойствами материала, из которого изготовлена черепица, не объяснишь ее и условиями жизни, в которых жил наш маклер. Этот случай вообще необъясним, если рассматривать лишь одну причинную связь. То же самое относится и к событиям, происшедшим в Касл-Хоуме. Мы следим только за одним звеном фактов, и это неправильно. Поэтому давай предположим, что исчезновение бриллиантов — если таковые вообще существуют, — связанное с ними убийство миссис Мэриел, а может быть, и Дэвида Лайнара не имеют ничего общего ни с шантажом, ни с фарфоровыми ангелочками, ни с обыском дома, который предпринял Роберт Уэйд. Что тогда?
— Тогда следует признать, что мы оба — идиоты, — сухо ответил Чэд. — Но пока твои предположения ни на чем не основаны.
— Я бы не сказал, — Джордж Абернати покачал головой. — Если попытаться объяснить все события в Касл-Хоуме только одной причиной, а именно — бриллиантами, то тогда эти события становятся совсем уже нереальными.
— А если бриллианты были спрятаны в одном из ангелочков?
— Даже и в этом случае мы не найдем ответа на вопрос: почему старая миссис Шекли в течение многих лет шантажировала именно с помощью этих ангелочков?
— Мы потратили целый день на то, — сказал Чэд, потягивая свою трубку, — чтобы проверить алиби всех людей, которых могла шантажировать миссис Шекли. И мы установили, что у них имеется алиби, даже у Хаббарда, хотя он нам и солгал, когда рассказывал о телевизионной постановке. Он уже не первый год навещает эту Милли, и нет никакого основания предполагать, что она сказала нам неправду. В то самое время он действительно был у нее. Дело серьезное, и нужно полагать, что она не отважится солгать под присягой и получить за это несколько лет тюрьмы. Значит, Хаббард — не убийца, это исключено. Правда, он совсем не в моем вкусе, я терпеть его не могу, чересчур уж у него джентльменский вид…
— И чересчур уж он много внимания уделяет Джун, — дополнил Джордж.
— И это тоже. Если он будет продолжать в том же духе, придется мне смазать пару раз по его физиономии, и все будет в порядке. Но подозревать его в убийстве нельзя. В среду, между шестью и восемью, он не убивал, а лежал с Милли в постели. Вот так. Ну, а теперь я притащу пишущую машинку и настрочу несколько писем.
— Писем? Кому? — Джорджа Абернати, очевидно, не устраивало то, что Чэд опять собирался претворять в жизнь какие-то свои бредовые идеи.
— Кому? Да всем этим господам, которых, как мы подозреваем, шантажировала миссис Шекли.