— Это твоя благодарность за мою доброту?! Если б я это знала! Но бог мне свидетель, я этого не знала… А по виду, дочка, ты не похожа на преступницу. — С этими словами она бросила газету на кровать и уселась на табурет, укоризненно уставясь на Афродиту. Та взяла газету, и ей сразу все стало понятно. С первой же страницы на нее сердито ее собственное лицо. Этот снимок был сделан, когда она переступила порог полицейской префектуры. Естественно, фотограф не позаботился о том, чтобы не выпячивать недостатки ее нефотогеничной внешности.
— Да, отвратительно, — самокритично заметила Афродита.
— А я что говорю! — всплеснула руками хозяйка. — Мне до сих пор не верится… Ты на самом деле своей тете?.. — она сделала движение, как бы поворачивая и выдергивая пробку из бутылки.
— Нет, конечно, — устало отвечала Афродита.
Что толку злиться на хозяйку, если под фотографией был красноречивый текст, который, судя по стилю, принадлежал далеко не даровитому Гельмуту Баллеру и который сообщал, что разыскивается некая Афродита Багарре, подозреваемая в убийстве своей тети, баронессы Маргариты фон унд цу и т. д., ее секретаря Ганса и т. д., а также Сигизмунда, графа фон Хазенталя. Это сообщение дополнялось просьбой к каждому честному гражданину города, опознавшему указанное лицо; немедленно сообщить о нем в полицию. Названная Афродита Багарре, сообщалось далее, замешана, видимо, и в убийстве Якова Хафермана. Посему речь идет о чрезвычайно опасной особе, которая не остановится перед применением огнестрельного оружия. Кроме того, указанная особа при надобности «использует в виде психологического средства нападения хищных насекомых, которых постоянно держит при себе». Далее сообщалось, что в качестве премии за помощь в обнаружении и поимке преступницы правление Европейского движения за монархию ассигнует 2 000 немецких марок.
— Да нет же! — повторила Афродита, пробежав текст и швырнув газету на пол, и рассказала фрау Шмитц о том, что с нею произошло за день. Фрау Шмитц оказалась внимательной собеседницей, но Афродита не могла отделаться от ощущения, что она не верит ни единому слову, хотя и приговаривает сочувственно: «Что ты говоришь!», «Не может быть!», «Ну и подлецы!» Затем последовали сетования насчет несправедливости судьбы, небезгрешности самой полиции и тому подобном, словом, в конце концов Афродита поняла, что фрау Шмитц не собирается помогать кельнской полиции, что она терпеть не может никакой подлости, что об этом знают все и что пусть полиция бегает за действительными преступниками, а не покушается на невинных. Далее выяснилось, что недавно полиция арестовала мужа самой фрау, предъявив ему обвинение в мошенничестве, хотя тут нету ни капли правды… Так что пускай Афродита не беспокоится — в «Марице» она в полной безопасности. Те, кто бывает в этом доме, заявила фрау Шмитц, никогда никаких дел с полицией не желают иметь. Правда, добавила она, придется несколько повысить плату за номер из-за риска, которому она подвергается. А в остальном Афродита будет здесь как за каменной стеной, а фрау Шмитц ничего не слышала и ничего не знает.
Афродита без ропота согласилась со всем сказанным и втрое дороже заплатила за комнату, да к тому сразу за неделю вперед. Она только не могла понять, почему фрау Шмитц отказывается от награды в две тысячи марок и довольствуется сравнительно все же малым выигрышем. А может, она ведет двойную игру и теперь сидит на телефоне? Афродита решила быть настороже и как можно быстрее исчезнуть из «Марицы».
Но все вышло иначе. Потом, когда события остались уже позади, Афродита не раз хвалила себя за то, что любила поесть. Дело в том, что без этого своего довольно низменного, по ее мнению, качества, она ни за что бы не познакомилась с Трясунком. Он, правда, был профессиональным вором, но тем не менее оказался чрезвычайно полезным человеком. Впрочем, все по порядку. Когда на следующее утро Афродита спускалась по лестнице, чтобы осуществить свое намерение и исчезнуть из этого заведения, ее нос ощутил упоительный запах, и она остановилась как завороженная. Внизу на кухне, рядом со столовой, пеклись бобовые оладьи с салом и цветной капустой, а это было излюбленнейшим блюдом девушки. Поэтому вместо исчезновения она оказалась в столовой.
Уже в третий раз опорожнила она тарелку и вознамеривалась попросить в четвертый, удивив и без того своим аппетитом фрау Шмитц, поскольку та накладывала ей чуть ли не двойные порции (ей было немного совестно за тройную плату), — так вот, когда Афродита решила попросить еще одну порцию, в столовую, опустевшую из-за позднего часа, вошел здоровенный мужчина. Он сел в противоположном углу и заказал хлебной водки. Афродита окинула его быстрым взглядом, заметила, как он нервно огляделся раз, другой и третий, мгновенно убедилась, что он для нее не опасен, и принялась за новую порцию оладий. Затем она насторожилась, потому что хозяйка подсела к здоровиле и заговорила с ним, то и дело поглядывая в сторону Афродиты. Стала быстро соображать, в чем тут дело, как вдруг мужчина поднялся и направился прямо к ней. Ухмыляясь, он брякнулся рядом на стул и уставился на нее.