— Вы не представляете себе, как я счастлива снова видеть вас, мадам Хаферман!
К сожалению, июньская ночь была настолько темной, что полный ненависти взгляд, посланный ей в ответ, не достиг цели.
11
На следующий день ровно в 14.00, как было условлено, Афродита переступила порог кабинета старшего инспектора Гельмута Баллера, ее коллеги, бесконечно благодарного и вообще почти друга.
— Ну и как? Дела идут, надо полагать? — весело спросила она, одним взглядом схватывая обстановку.
Гельмут Баллер только махнул рукой и продолжил раздраженный вояж из угла в угол. Обермейстер прилип, стоя, к стенке и, кажется, не решался дышать. За письменным столом инспектора сидела миловидная блондинка и со скукой вертела карандаш. Перед ней лежала нетронутая стопа бумаги. Против обермейстера, у другой стенки, сидели рядышком виконт де Бассакур и Арманда Хаферман. На физиономии вдовицы было написано злорадство. Экономку покойной баронессы, очевидно, забавляло бессилие инспектора. Виконт же весь был оскорбленное достоинство. В дверях торчал полицейский.
— Бог мой, почему такой мрак? — продолжала веселиться Афродита. — Ведь вы загарпунили сразу двух китов.
Баллер остановился:
— Вам хорошо болтать. С утра я взял их в шоры по всем правилам, а они хоть бы слово. С ума сойти!
— Ну что ж, — сказала Афродита, кто молчит, у того есть причины. А вам непременно нужно признание?
— Признание — это всегда хорошо! — мечтательно произнес мученик симметрии.
— Так позаботимся, чтобы оно было, — с этими словами Афродита сняла с плеча большую сумку.
— Если вы опять меня… Не лучше ли сперва поучиться, затопорщился было инспектор. И с неловкостью рассмеялся. — Эти субъекты немы как рыбы и тупы как носороги. И такую публику вы хотите заставить говорить?
— Хочу. Но при условии, что вы не будете мне мешать.
— Договорились, — сказал Баллер и тяжело опустился на стул.
Афродита тотчас приступила к делу. Она открыла сумку и вытащила из специального кармашка своего скорпиона. Поглядела, как он двигается на ладони, и направилась к Арманде Хаферман. Раскрыла перед ней ладонь. Экономка не дрогнула ни единым мускулом.
— Ну разве он не красавец, не правда ли?
Арманда хранила презрительное молчание.
— И совершенно безобидный, мадам, — добавила Афродита. — Впрочем, вы это сами знаете, и давно.
Мадам молчала.
— Но зачем это? — не выдержал Баллер. — Она ведь слышала, как вы объясняли, что скорпион безвреден.
Афродита не обратила на него внимания.
— Что вы скажете, если я его суну вам в блузку? — с улыбкой спросила она.
Арманда Хаферман презрительно улыбалась.
— Итак, чего же вы добились? — зашевелился Гельмут Баллер.
— Кое-что есть. Я ставила маленький эксперимент. Выяснилось, что Арманда Хаферман прилично разбирается в членистоногих.
Инспектор саркастически усмехнулся:
— Непонятно, какое это имеет отношение к нашему делу. Не хотели бы вы попытать счастья у вик… француза? Он ведь главное действующее лицо, если не ошибаюсь.
— Вы в этом уверены, инспектор?
— Что за вопрос! Этот тип, как-никак подозревается в шести убийствах. Если это ничего не значит… Экономку мы можем, в лучшем случае, привлечь как соучастницу.
— Должна заметить, инспектор, что Арманда будет этим чрезвычайно обрадована. Ведь в таком случае она получит самое большее два года.
— Большего тут и нет. К сожалению, — сказал инспектор. — Наверное, даже и меньше. Ведь она не участвовала ни в самом преступлении, ни в подготовке, а?
— Конечно, если иметь в виду убийство доктора Крафта. Но и виконт не причастен ко всем убийствам.
— Вот как, вы успели изменить свою точку зрения? — вопросил Гельмут Баллер, справедливо чувствуя новые осложнения.
— Может быть, я не очень логично рассуждала, — дипломатично ответила Афродита, — но не могу припомнить, чтобы я относила убийство, скажем, графа Хазенталя на счет виконта. И, по-моему, не утверждала, что смерть баронессы и ее секретаря — тоже дело его рук.
— А выстрелы? А пули? — уверенно сказал Гельмут Баллер. — Они из того же пистолета, из которого стреляли в полковника фон Гофманзау и доктора Крафта. Этот пистолет мы нашли в кармане француза и на нем отпечатки его пальцев.
— Этого я не оспариваю, — терпеливо продолжала Афродита. — Он прикончил и полковника, и Крафта. Выстрелы в мертвую баронессу и секретаря — тоже его работа. Это бесспорно. Но остальное вы не можете ставить ему в вину, потому что хотя о других убийствах он знал, но в их осуществлении лично не участвовал.