Пока Баллера бестемпературно лихорадило, Афродита следила за виконтом и его напарницей. Француз, узнав свои бесценные сокровища, стал чернее ночи. Мадам одарила дружка уничтожающим взглядом, на что тот лишь пожал плечами. Афродита могла представить себе, что творилось у них на душе. Понимала она и состояние Баллера, потому и сняла заранее с документов копии.
Влетел обермейстер Шмидхен, благоухающий пивом, и Гельмут Баллер мгновенно смел все фотографии и бумаги в ящик стола.
— Откуда у вас эти штуки? — выдохнул он, высосав сразу половину бутылки.
— Какая разница? — уклончиво сказала Афродита. — Ну, представьте, мне их продал виконт.
Виконт бешено подскочил на стуле:
— Это наглая ложь! Самая наглая клевета!
— Благодарю вас, — Афродита слегка поклонилась. — Я просто хотела выяснить, в самом ли деле вы проглотили язык. Оказывается, ничего подобного.
— Тебе бы следовало поберечь нервы, — презрительно посоветовала Арманда Хаферман, разглядывая виконта. — Они тебе еще пригодятся, — она кивнула в сторону Афродиты.
— Прекратить разговоры! — брызнул пивной пеной Баллер. — Я спросил вас, мадемуазель, как эти бумаги попали к вам?
— Это так важно, инспектор?
— Я бы не спрашивал.
— Ну ладно, — сказала Афродита. — Я их украла.
— Что?
— А как было иначе до них добраться? Поневоле пришлось утащить.
— Но это незаконно, — выпрямился инспектор. — Это преступление, предусмотренное…
— Все это я понимаю.
— Вам придется отвечать. Далеко бы мы зашли, если бы…
— Ну конечно, — перебила Афродита. — Об этом мы успеем еще поговорить. Уверяю вас, что украденные бумаги раскроют всю серию убийств и кое-что сверх того.
— И все-таки, — настаивал Баллер, умиротворенный, очевидно, пивом.
— Прошу принять мое официальное заявление относительно этой воровки, — проблеял вдруг де Бассакур.
— Я тронута, виконт, — сказала Афродита. — Поздравляю вас с признанием обвинения в шантаже.
— Идиот! — процедила мадам. Как видно, она с этим господином была накоротке.
— Это тоже записать? — спросила растерянно стенографистка.
— Не задавайте глупых вопросов, — окрысился вдруг Баллер, которого опять забестемпературило.
— И не забудьте насчет официального заявления виконта, что я украла у него документы! — добавила Афродита.
— К делу! — Баллер энергично постучал по столу. — Итак мадемуазель, вы утверждаете, что баронесса фон унд цу Гуммерланг унд Беллерзин была замешана в историю с шантажом? Правильно я вас понял?
— Нет, — сказала Афродита. — Вся история с шантажом была ее детищем. Вы это установите, когда ознакомитесь с документами. А кроме того, вам это подтвердят жертвы шантажа, ведь теперь их прошлые делишки станут всем известны. Им незачем будет щадить баронессу.
— Да-да, конечно, — согласился Баллер. — Если мы будем вести дело с э-э… нескромным рвением… э-э… но…
— Я так и думала, — усмехнулась Афродита.
— Не знаю, что вы думали, мадемуазель, — мягко продолжил Баллер. — Но не хочу задевать ваших родственных чувств, хотя бы в принципе. Шантаж — это чрезвычайно тяжкое преступление.
— Бога ради, смелее, инспектор. Мне нет дела до этой прожорливой стрекозы. А кроме того, она, кажется, мертва.
— Во всяком случае, мы будем весьма чутко вести расследование, — покивал сам себе Баллер. — Хотя бы потому, что главная деятельность баронессы не может не вызывать уважения.
— Ах да, конечно. Все эти Бурбоны, величества и светлости, словом, вся эта шайка да плюс западный дух и еще черт знает что. В общем, блистательное дерьмо!
— Не понимаю.
— Так уж не понимаете? — окончательно разозлилась Афродита. — Хорошо, я просто расскажу вам историю моей пакостной тетушки. Я не стану говорить о том, что вы уже про нее знаете, о ее шизофреническом тяготении к голубой крови, о том, как преуспела эта субретка, подцепив престарелого барона фон унд цу. Физические его недостатки вполне компенсировались приличным состоянием.
— Вы так говорите, будто обвиняете вашу тетю именно за это, — вставил инспектор. — Но я лично ничего здесь предосудительного не нахожу. Такое встречается сплошь да рядом.