— Зачем мне чьи-то камушки? Дай Боже, чтобы свои не завелись... в печенке, в почке или ниже. Хотелось бы новую жизнь начать налегке.
— Значит, не хотите признаваться? А говорите о чистосердечном...
— Что говорил, то и есть. Если допустил неточность, так это от недостатка образования. Я — педагогически запущенный, воспитывать меня поздно, разве что надо бить. Но ведь у вас это не принято.
— Я считал, что в вашем возрасте можно иметь ума и поболее. На сегодня достаточно спасительных разговоров по душам, лимит исчерпан.
— Я как на духу...
— Оставьте! — резко оборвал Черевика Дунаев. — Главное мы сделали: изобличили вас. Свою судьбу будете держать в собственных руках. Если расцениваете общие разглагольствования как генеральную репетицию перед выступлением в суде, то она вам явно не удалась. Идите и хорошенько обо всем подумайте...
6
Следователь Дунаев доложил начальнику райотдела милиции подполковнику Астахову о результатах допроса.
— Порядочная сволочь! — не сдержался Забара.
— Это не сволочь, — возразил Астахов. — Это — враг нашего общества и требует к себе соответствующего отношения. — Он начал просматривать бланки допроса.
— В общем все складывается как будто хорошо, — сказал Дунаев. — Мы изобличили Черевика как грабителя. Он признался, где невозможно было выкрутиться. Дело практически готово, можно передавать в прокуратуру. Но остался какой-то неприятный осадок. Не сумели пока что мы докопаться до его души. Неплохо себя чувствуешь, когда человек, который до этого по-серьезному не задумывался над своими поступками, после допроса уходит растревоженный, взволнованный, и ты видишь: совесть в нем проснулась. Тогда и вся предыдущая работа тебе милее кажется, и последующие дни радостью осветлены. А этот...
— Ничего удивительного не вижу, — Астахов отодвинул от себя папку с документами. — Черевика всегда тянуло к легкой наживе, сразу остановиться он не может. В жизни так не бывает, чтобы преступник-рецидивист после первой же беседы со следователем взял да и перевоспитался. Но уловил я: так называемая гонористость Черевика — от неуверенности, за его въедливостью уже улавливается надлом.
— Ну и артист, ну и Циркач!.. — никак не мог успокоиться Забара.
— Обойдемся без кличек, — внимательно посмотрел на него начальник райотдела милиции. — Учись даже преступников называть их человеческими именами. И вообще давайте лучше поговорим о тебе, уважаемый участковый инспектор.
— Которого, однако, успели назвать «Детективом с одесского Привоза», — вставил следователь Дунаев.
— Хорошо звучит — детектив с одесского Привоза! Очень ты активно начал службу в милиции. Удачный дебют лейтенанта Забары. Хвалю и благодарю. — Астахов помолчал и добавил: — Что же касается «Детектива с одесского Привоза»... Это не кличка... Это, Василий, признание...
