– Вот, – сказала Танька, когда мы осмотрелись, – каждый Новый год, тридцать первого декабря… Лешка, не перебивай, ты не угадал… Каждый Новый год в этом зале вывешиваются лучшие работы наших учащихся, всех классов. Чтобы на них смотрели, гордились и учились. Это понятно?
– Более-менее, – сказал Алешка. – А мы тут при чем?
– Вы всегда при чем, – отрезала Танька. Поступив в лицей, она не очень изменилась, только стала еще более решительной и строгой. – Сейчас вам Костя все объяснит.
Молодой паренек отложил альбом в сторону и, улыбаясь, подошел к нам.
– Здрасьте! – ахнул Алешка. – Давно не виделись!
И я тоже сразу узнал этого студента Костю Истомина. Мы с ним познакомились позапрошлым летом в одном маленьком музее. Там он проходил летнюю практику – рисовал копии картин великих художников, чтобы постичь их мастерство. А в этом музее произошла очень хитрая кража картин, и наш великий сыщик Алешка сначала заподозрил Истомина. Но потом все выяснилось, и мы стали друзьями[2].
– Привет, Шерлоки Холмсы! – весело ска-зал он.
– Дети Шерлока Холмса, – значительно уточнил Алешка. – Более-менее.
– Извини, Алексей, подзабыл немного – давно не виделись. Но ты не очень изменился – такой же ершистый. А вот Дима повзрослел.
– Постарел, скорее, – опять солидно уточнил Алешка, – это только молодежь взрослеет.
– Похихикали? – прервала их Танька. – Давайте-ка к делу, у меня семинар через полчаса.
– Ну, и что за дело? – спросил Истомин.
Алешка достал из рюкзака вложенные в прозрачные файлы распечатки и спросил тоном следователя:
– Вам знакомы эти изображения?
Истомин коротко взглянул:
– Конечно. Вот эти два портрета в рост – работы Вани Зайцева, а вот эта серия – «Времена года» Коли Павлова. Очень способные ребята. Они в прошлом году наш лицей закончили. Сейчас уже в Суриковское поступили.
– А вы повнимательней посмотрите, гражданин Истомин, – напористо посоветовал Алешка. Не позавидовал бы я попавшему к нему на допрос. И когда нахватался-то?
Но Истомин правильно его понял. Он уже внимательнее рассмотрел рисунки и вдруг с возмущением сказал:
– Бред какой-то!
– А поточнее нельзя? – попросила Танька.
Истомин взял два рисунка Зайцева и пов-торил:
– Бред! Во-первых, оригиналы называются «Мальчик на скейте» и «Биатлонистка». А здесь чушь какая-то: «Молодость» и «Юность». Дальше – автор Зайцев, а здесь написано «Неизв. худ. 11 л.».
– «Одиннадцать лэ»! – восхитился Алешка. – Этот «неизвхуд» одиннадцать лет картинку рисовал? Реально упорный.
Истомин криво усмехнулся – не до смеха ему было.
– «Одиннадцать лэ» – это возраст «неизвхуда». – Он взял очередные листы, по одному рассмотрел. – Тот же «неизвхуд» одиннадцати лет, а вовсе не Ник. Павлов. И названия другие. У Коли было просто – «Весна», «Лето», «Осень»…
– «Зима», – добавил Алешка.
– Ты догадлив. А тут – «Зимний полдень», «Осенний вечер», «Летнее утро», «Весенний рассвет».
– Поэтично, – сказал Алешка. – Особенно вечерний полдень.
– Неэтично, – сказала Танька.
– Воровство, – припечатал Истомин.
– А зачем? – спросил я. – Какой смысл красть эти, далеко не мировые шедевры?
– Ага, – согласился Алешка, – да еще вывешивать их в какой-то галере?
– Галерее, – поправила его Танька. – Но, может, это копии? Какой-нибудь пацан их сделал, а его любящая мамочка на стенку приколола, нет?
– Ты права, – согласился Истомин, – сначала надо убедиться, что оригиналы никуда не делись и находятся на своих местах.
– Более-менее, – засомневался Алешка.
Оказалось, что эта ихняя гордость, отвисев положенное время, отправляется на хранение, вроде как в музейный запасник. И там эти работы хранятся сколько-то лет.
– Пошли, – сказал Истомин, – проверим. Это на втором этаже.
Он повел нас в глубь комнаты, где находилась сводчатая дверь, а за ней настоящая винтовая лестница с железными ступенями. Алешка с удовольствием загрохотал по ним кроссовками.
На втором этаже тоже было здорово – привычно низкие потолки, полукруглые окна возле самого пола и какие-то стойки длинными рядами. И в этих рядах, как белье на прищепках, висели всяческие картины под бумажными чехлами.
– Филипыч! – позвал Истомин.
Послышались откуда-то семенящие шаги – и появился невысокий старичок в каком-то странном кителе и в штанах с генеральскими лампасами.
– Тебе чего, Кистинтин? – спросил он, шамкая.
– Да вот гости у меня. Хочу показать им наше хранилище. И наши лучшие работы.
– Покажи, покажи, пусть учатся.
– Где у тебя Зайцев и Павлов? Под какими номерами?