Выбрать главу

Мейсон возобновил допрос:

— Поставим вопрос по-другому, мисс. Вам сказали, что мистер Лоули владеет некоторым количеством акций, которыми интересуется мистер Пивис, и попросили быть предупредительной с Лоули и…

— Никто не говорил мне об этом.

Мейсон удивленно поднял брови:

— Разве так?

— Да, никто.

— Как же тогда произошло ваше знакомство с мистером Лоули?

— Мне посоветовали с ним познакомиться.

— Кто посоветовал?

— Мистер Колл.

Лейбли победно улыбнулся:

— А ведь Пивис не имел никаких дел с Коллом. Колл не был его агентом.

— Это будет установлено в соответствующее время, — заметил судья.

Мейсон продолжал допрос:

— В ночь убийства Линка доводилось вам слышать какие-нибудь разговоры между Линком и Коллом о сертификате?

— Не в ту ночь, а днем.

— Что же Линк сказал?

— Линк заявил, что документ у него. Если Пивис хочет приобрести акции, он должен приехать к Линку до полуночи, причем с наличными. Чеки Линку были не нужны, он хотел только наличные деньги.

— Вы слышали такой разговор?

— Да, сэр.

— Где все происходило?

— В «Золотом Роге».

— В ночном клубе?

— Да, сэр.

— В каком именно месте «Золотого Рога» был разговор?

— Наверху, в комнате верхнего этажа.

— Упоминался ли в разговоре Сиреневый каньон?

— Протестую, — закричал Лейбли, — вы пытаетесь настроить суд против истца. В самом вопросе вы прямо намекаете, что истец предпринял некие шаги к убийству, чтобы заполучить сертификат.

Судья бесстрастно спросил Мейсона:

— Убеждены ли вы, что между этими событиями существует связь?

— Ваша честь, — ответил Мейсон, — я думаю, нам следует заслушать и другие важные показания. Вы, ваша честь, с вашим опытом не примете всерьез неаргументированные намеки. Здесь ведь не суд присяжных.

— Продолжайте, — с удовлетворением сказал судья.

— Итак, отвечайте на вопрос, — обратился адвокат к Эстер Дилмейер.

— Да, — еле слышно проговорила она.

Неожиданно адвокат сменил тему:

— Ваша манера есть конфеты, мисс, несколько необычна, не так ли. Вы едите их одну за другой, причем очень быстро?

— Наверное, да.

— И как давно у вас появилась такая привычка?

— Со времени работы на кондитерской фабрике, мне тогда было только девятнадцать.

— Как возникла такая привычка?

— Девушкам не разрешалось есть изготовляемые ими конфеты, — сказала она и тихонько рассмеялась. — А кроме того, я терпеть не могла хозяина, и мне казалось, что я могу ему навредить таким способом.

— Понятно, — улыбнулся Мейсон. — Но скажите, пожалуйста, кто мог знать об этой вашей манере есть конфеты сразу и помногу?

Она пришла в некоторое смущение и что-то пробормотала.

— Вы должны говорить громче, — распорядился судья, — иначе секретарь не сможет записать ваши слова.

Она сказала чуть громче:

— Как будто никто… Может быть, кто-то из близких друзей… Разве… Ирма Редин.

— Был ли вашим близким другом мистер Лоули?

— Нет.

— Мистер Колл?

— Нет! — резко сказала она.

— Возможно, мистер Мейгард?

— Он был не другом, а нанимателем.

— Но ведь он, вероятно, знал, как вы едите конфеты?

Она была в явном замешательстве. Ответ «да» содержал бы прямой намек. Судья Гросбек, откинувшись на спинку своего кресла красного дерева, пристально вглядывался в ее лицо. Лейбли настороженно молчал, не решаясь прервать диалог, и лишь поворачивал голову от адвоката к свидетельнице и обратно.

— Я жду ответа на вопрос, — настойчиво проговорил Мейсон.

— Ну, он знал, что я работала на фабрике.

— Откуда?

— Ну, когда нанимал…

— Вы хотите сказать, что работали на кондитерской фабрике, когда мистер Мейгард пригласил вас работать в ночном клубе?

— Нет, он просто видел мои документы.

— А мистера Колла вы не числите среди близких друзей?

— Нет.

— Но одно время вы так считали?

— Смотря что считать дружбой.

— Так. Теперь насчет Роберта Лоули. Был ли он вашим другом?

— Н-н-нет… Но, может быть… да.

— Угощал ли вас конфетами мистер Пивис?

— О да. И не раз. Он такой милый.

— И он видел, как вы их ели?

— Ну да.

Мейсон повернулся к судье Гросбеку.

— Ваша честь, я прошу перенести заседание на завтра. Конечно, этот вопрос решает суд, и…

— У нас нет возражений, — поспешил сказать Лейбли.