— Именно поэтому я и говорю о деньгах налогоплательщиков, — пробурчал Мейсон.
— Послушайте, — продолжал Холкомб, — или вы лжете насчет того, что пришли к Фоули ровно в восемь тридцать, или специально пытаетесь напустить тумана Согласно предварительным данным медицинской экспертизы, Фоули убили от половины восьмого до восьми. Мы приехали сюда около девяти. Чтобы снять с себя подозрения, вы должны сказать, что вы делали с половины восьмого до восьми вечера. Почему вы не хотите сотрудничать с нами?
— Я повторяю, что не помню. Я даже не смотрел на часы. Я ушел из конторы, погулял, пообедал, вернулся, вышел на улицу, прошел пешком пару кварталов, кажется, выкурил сигарету, поймал такси и поехал на Милпас Драйв.
— Фоули ждал вас в восемь тридцать?
— В восемь тридцать. — Но вы не можете это доказать?
— Разумеется, нет. Во имя чего я должен доказывать точное время каждой встречи. Я — адвокат и ежедневно общаюсь с десятками людей. Как раз тот факт, что я не могу доказать точное время, говорит о том, что встреча с Фоули ничем не отличалась от остальных. А вот если бы я представил дюжину свидетелей, присутствующих при моем телефонном разговоре с Фоули, вы бы тут же задумались, а зачем я приложил столько усилий, чтобы потом установить точное время встречи. При условии, что вам есть чем думать. Я могу сказать вам кое-что еще. Что мешало мне приехать сюда в семь тридцать, убить Фоули, уехать на такси в центр города, а потом, на другом такси, вернуться в половине девятого?
— Как мне кажется, ничего, — после долгой паузы ответил Холкомб.
— Вот в этом случае, будьте уверены, я бы запомнил и номер такси, и внешний вид автомобиля, и точное время прибытия на Милпас Драйв и нашел бы свидетелей, присутствовавших при телефонном разговоре с Фоули. Не так ли?
— Я не знаю, что бы вы сделали, — буркнул Холкомб. — Ваши поступки редко подчиняются логике. Вы все время пытаетесь нас запутать. Почему вы не расскажете все, как есть, чтобы мы могли продолжить расследование?
— Во-первых, я вам не мешаю, а во-вторых, я не в восторге от этих ярких ламп, которые слепят меня, в то время, как вы удобно развалились в креслах и пытаетесь разгадать преступление по выражению моего лица. Если вы выключите свет у подумаете, сидя в темноте, я убежден, что вы продвинетесь гораздо дальше.
— Не надейтесь, что мы в восторге от вашей физиономии, — огрызнулся Холкомб.
— А Телма Бентон? — спросил Мейсон. — Что она делала в это время?
— У нее полное алиби. Она может отчитаться за каждую минуту.
— Между прочим, а чем вы занимались в это время?
— Я? — удивился Холкомб.
— Да, вы.
— Вы подозреваете меня в убийстве Фоули?
— Нет, я просто хочу знать, что вы делали с половины восьмого до восьми вечера?
— Ехал в автомобиле. На работу.
— И сколько свидетелей могут это подтвердить?
— Ваша шутка совершенно неуместна.
— Если вы пошевелите извилинами, сержант то поймете, что я не шучу. Кто может подтвердить, что из дома вы поехали на работу?
— Разумеется, никто. Дома могут вспомнить, когда я уехал, на работе — время прибытия.
— В этом-то все и дело.
— В чем?
— В том, что у вас должны возникнуть подозрения насчет полного алиби Телмы Бентон. Если человек может доказать, чем он занимался буквально по минутам, значит, он приложил немало усилий, чтобы создать себе твердое алиби. То есть этот человек или помогал совершить убийство и имеет ложное алиби, или знал о подготовке убийства и позаботился о том, чтобы остаться вне подозрений.
Наступило долгое молчание.
— Вы думаете, Телма Бентон догадывалась о том, что готовится убийство Фоули? — спросил Холкомб.
— Откуда мне знать, о чем догадывалась Телма Бен тон? Я лишь сказал, что полное алиби не возникает на пустом месте. В обычной жизни человек не сможет доказать, что он делал каждую минуту. Как, например, вы, Холкомб. Держу пари, ни один из присутствующих в этой комнате не найдет свидетелей, которые скажут, чем он занимался с половины восьмого до восьми вечера.
— Пожалуй, вы выиграете это пари, — вздохнул Холкомб.
— Естественно, — кивнул Мейсон. — И вы должны, наконец, понять, что этот факт является доказательством моей невиновности.
— Но вы не можете доказать, что пришли в дом в восемь тридцать. Никто не видел, как вы пришли никто не знает о том, что вы договорились о встрече никто не впускал вас в дом. И никому не известно, действительно ли вы приехали в половине девятого?
— Как раз это я могу доказать.
— Чем?
— Тем, что я позвонил в полицию в восемь сорок и сообщил об убийстве. Значит, в половине девятого я находился в доме.
— Я не об этом, — Холкомб покачал головой. — Вы же не можете доказать, что пришли именно в половине девятого?
— Разумеется, нет, но, как мне кажется, мы это уже проходили.
— Да, — кивнул Холкомб, поднимаясь со стула. — Ваша взяла, Мейсон. Я отпущу вас. Лично я не верю, что убийство совершено вами, но вы несомненно кого-то прикрываете. И этот кто-то — ваш клиент. Я думаю, что, убив Фоули, Картрайт позвонил вам и сказал, что собирается сдаться полиции Вы посоветовали ему не торопиться и, приехав в дом Фоули, предложили Картрайту возвращаться к миссис Фоули, а сами, выждав пятнадцать или двадцать минут, сообщили в полицию об убийстве И вы могли стереть пену с лица убитого и засунуть полотенце под ванну.
— То есть стать сообщником убийцы?
— Да. Если я это докажу, вам, Мейсон, не поздоровится, несмотря на вашу репутацию.
— Рад это слышать, — улыбнулся Мейсон
— Чему же вы радуетесь?
— Судя по вашим методам, я уже начал думать, что мне не поздоровится в любом случае, докажете вы что-нибудь или нет.
Холкомб устало махнул рукой.
— Вы свободны, Мейсон. Прошу вас не покидать нашего города. Возможно, мы захотим еще раз встретиться с вами.
— Отлично. Если наша беседа закончилась, выключите этот чертов свет. Из-за него у меня разболелась голова.
–
Глава 10
Перри Мейсон расположился в кресле рядом со столом Дрейка. У стены, на жестких стульях с высокой спинкой сидели двое мужчин.
— Почему ты попросил отозвать моих людей? — спросил Пауль Дрейк.
— Я выяснил все, что меня интересовало, и не хотел, чтобы их нашли около дома Фоули.
А что там происходило? — осведомился Дрейк.
— Не знаю, — ответил Мейсон, — но мне показалось, что наблюдение за домом излишне.
— Послушай, почему ты мне ничего не рассказываешь?
— Правда? — Мейсон закурил. — А я почему-то полагал, что сбор информации входит в твои обязанности, и рассказывать должен ты. Эти двое следили за домом? — Да. Слева сидит Эд Уиллер, рядом с ним — Джордж Доук.
Мейсон повернулся к детективам.
— Когда вы прибыли на Милпас Драйв?
— В шесть часов.
— Вы оба вели наблюдение?
— Да. Но каждые пятнадцать минут один из нас звонил Дрейку.
— А где вы были? Я вас не заметил.
— Зато мы вас видели, — улыбнулся Уиллер.
— Где вы были? — повторил Мейсон.
— Довольно далеко от дома, — признал Уиллер, — но мы все видели. У нас были специальные бинокли. Мы устроились в пустующем доме на другой стороне Милпас Драйв.
— Только не спрашивай, как они туда попали, — хмыкнул Дрейк. — Это профессиональная тайна.
— Ладно, ладно, — кивнул Мейсон. — Держите свои секреты при себе. А теперь расскажите, что вы видели? Эд Уиллер достал записную книжку.
— Мы заступили на дежурство в шесть часов. В шесть тринадцать Телма Бентон вышла из дома.
— Через парадную дверь или черный ход?
— Через парадную дверь.
— И куда она пошла?
— Ее ждал мужчина, сидевший в «шевроле».
— Вы записали номерной знак?
— Разумеется. 6М9245.
— Ясно. Что было дальше?
— Никто не выходил из дома и не подходил к нему до семи двадцати пяти. В этот момент, вернее, в семь двадцать шесть, к дому подъехало такси в шашечках. Из него вышла женщина.