— А если вы промахнетесь?
— Вот тогда, вероятно, я погублю свою репутацию, — улыбнулся Мейсон.
— Но вы не имеете права так рисковать.
— Как бы не так! Я не имею права поступать иначе, — он встал и выключил свет. — Пошли домой, Френк.
Глава 20
Клод Драмм решительно начал утреннюю атаку, пытаясь отыграться за сокрушительное поражение. Совершено убийство, хладнокровное убийство мирно бреющегося человека. И кто-то должен заплатить за это.
Детективы рассказывали о верной овчарке, пытавшейся защитить хозяина, но безжалостно застреленной хладнокровным убийцей. Фотограф представил полный набор снимков, в том числе и голову собаки крупным планом, с остановившимися глазами и вывалившимся языком. Судебный медик сообщил, что в Форбса стреляли в упор, так как на коже убитого остались пятнышки от пороховых ожогов.
Время от времени Мейсон задавал вопрос, касающийся какой-нибудь мелкой подробности, упущенной свидетелем. Ничто в его поведении не напоминало вчерашнего победителя.
И постепенно улыбки исчезли с лиц многочисленной аудитории. Им на смену пришли настороженные взгляды в сторону Бесси Форбс. Убийство есть убийство. И кто-то должен за него отвечать.
Члены жюри присяжных, занимая свои места, вежливым кивком здоровались с Мейсоном и с пониманием смотрели на обвиняемую. К полудню они избегали взгляда адвоката.
Френк Эверли пошел перекусить вместе с Мейсоном. Молодой человек съел две-три ложки супа, едва притронулся к мясу и отказался от десерта. Чувствовалось, что он очень взволнован.
— Можно мне сказать одну вещь, сэр, — спросил он, когда Мейсон, покончив с едой, откинулся в кресле и закурил.
— Разумеется.
— Победа уплывает у вас из-под носа, — пробормотал Эверли.
— Неужели?
— Я слышал разговоры в зале суда. Утром эту женщину оправдали бы в мгновение ока. А теперь ей не спастись, если только она не докажет свое алиби. Присяжные начали осознавать, что Форбса хладнокровно застрелили. Когда Драмм говорил о преданной собаке, отдавшей жизнь за хозяина, на их глазах навертывались слезы. А как многозначительно переглядывались они, когда медик сообщил о том, что в момент выстрела пистолет находился лишь в двух футах от груди Форбса.
— Да, — согласно кивнул Мейсон, — но худшее еще впереди.
— О чем вы говорите?
— Если я не ошибаюсь, первым свидетелем, вызванным обвинением после перерыва, окажется продавец из магазина спортивных товаров в Санта Барбара. Он привезет с собой выписку, в которой будут указаны дата продажи пистолета и фамилия его нового владельца. Он опознает Бесси Форбс, как человека, купившего этот пистолет, и покажет ее подпись. После этого ни у кого из присутствующих не останется и капля симпатии к обвиняемой.
— Но разве нельзя остановить его? — воскликнул Эверли. — Вы же можете протестовать, сосредоточить внимание присяжных на себе, как-то сгладить ужасное впечатление, которое произведет выступление продавца.
Мейсон затянулся и выпустил кольцо дыма.
— Я не собираюсь его останавливать.
— Но вы можете добиться перерыва. А не то отвращение к убийце захлестнет присяжных.
— Именно этого я и добиваюсь.
— Но почему!? Мейсон улыбнулся.
— Вы ни разу не принимали участия в избирательной кампании?
— Нет, разумеется, нет, — ответил Френк.
— Значит, вы не знаете, какое странное явление представляет собой настроение массы людей?
— Что вы имеете в виду?
— В нем нет ни верности, ни логики. И настроение
гори присяжных подчиняется тем же законам.
— Мне не совсем ясно, к чему вы клоните?
— Вы, несомненно, любите хорошие пьесы?
— Да, конечно.
— И вы видели пьесы, вызывающие душевные переживания? Когда к горлу подкатывает комок, а на глазах выступают слезы?
— Да, разумеется, но какое отношение…
— Когда вы в последний раз видели подобную пьесу?
— Ну, буквально несколько дней назад.
— И вы, конечно, запомнили самый драматический момент, когда вы не могли даже вздохнуть, а слезы мешали видеть, что происходило на сцене?
— Да, я никогда не забуду это мгновение. Женщина…
— Не в этом дело, — перебил его Мейсон. — Позвольте мне спросить, а что вы делали через три минуты после этого самого драматического момента?
Эверли недоуменно моргнул.
— По-прежнему смотрел на сцену.
— И что вы испытывали?
— Я… — неожиданно он улыбнулся.
— Ну, смелее. Так что вы делали?
— Я смеялся, — ответил Эверли.
— Совершенно верно.
— Но, — пробормотал Эверли после долгого раздумья; — я по-прежнему не понимаю, причем здесь жюри присяжных?
— Жюри — это аудитория, — пояснил Мейсон. — Маленькая, но аудитория. Учтите, Эверли, успеха добиваются лишь драматурги, разбирающиеся в натуре человека. Они осознали непостоянство аудитории. Они знают, что та не способна долгое время испытывать одни и те же чувства. И если после волнующей сцены зрителям не удастся посмеяться, пьеса наверняка провалится.
— В трудную минуту, — продолжал Мейсон, — зрители симпатизируют героине. Они искренне переживают за нее. Они готовы на все, лишь бы спасти ее. Попади' злодей им в руки, его бы разорвали на части. Но страдания хватает не больше, чем на три минуты. В конце концов, не они, а героиня попала в беду. И, попереживав за нее, зрители требуют эмоциональной разрядки. Хороший драматург это прекрасно понимает. И предоставляет зрителям возможность посмеяться. Если бы вы изучали психологию, то заметили бы, с какой жадностью они хватаются за эту возможность.
Эверли просиял.
— Кажется, я начинаю понимать.
— Дело Бесси Форбс решится очень быстро. Обвинение стремится придать особое значение тяжести совершенного преступления, подчеркнуть, что судебное разбирательство не является схваткой адвокатов, а предназначено для того, чтобы покарать убийцу. Обычно адвокат защиты стремится сгладить тяжелое впечатление, произведенное на присяжных обвинением. Он противится показу фотографий. Он тычет пальцем в свидетелей обвинения и уличает их в малейших неточностях.
— Мне кажется, это самая разумная линия защиты.
— Нет, — возразил Мейсон. — Подобная линия приводит прямо к противоположному результату. Особенно наглядно это видно, когда обвинение представляет Клод Драмм. Он — опасный противник, но, к счастью, страдающий полным отсутствием воображения. Он не чувствует душевного состояния присяжных. Он привык к долгим битвам, когда адвокат защиты стремится всячески смягчить ужас совершенного преступления. Вам, конечно, случалось видеть, как в борьбе один из соперников внезапно перестает сопротивляться? А его противник теряет равновесие и падает?
— Разумеется, — кивнул Эверли.
— А все потому, что он прилагал слишком много усилий. И ожидал встречного сопротивления. Когда же оно исчезло, собственная сила бросила его на землю.
— И в суде вы создали аналогичную ситуацию?
— Совершенно верно, — улыбнулся Мейсон. — Сегодня утром присяжные пришли в зал заседаний, чтобы увидеть интересный спектакль. А Драмм сразу огорошил их ужасом убийства. Я не мешал ему, и обвинение громоздило один кошмар на другой. Теперь присяжные сыты этим по горло. Подсознательно их мозг ищет отдушины. Им необходима разрядка, они жаждут смены декораций. Запомни, Френк, во время судебного процесса нельзя постоянно бить в одну точку. Драмм совершил эту ошибку, и после перерыва я ей воспользуюсь. За два часа он выплеснул на присяжных столько кошмаров, что их хватило бы на три-четыре дня. Теперь они с радостью схватятся за возможность отвлечься. А Драмм рвется вперед, не замечая, что не встречает сопротивления. И сломает на этом шею.
— То есть вы готовы нанести обещанный удар?
— Да, сегодя присяжные оправдают Бесси Форбс, — Мейсон вдавил окурок в пепельницу и встал. — Пойдемте, молодой человек. Нам пора возвращаться.
Глава 21
Как и предсказывал Мейсон, сразу после перерыва Клод Драмм представил суду продавца магазина спортивных товаров в Санта Барбара. Тот опознал орудие убийства и подтвердил, что продал этот пистолет обвиняемой 29 сентября прошлого года. Он показал книгу регистрации проданного оружия и подпись Бесси Форбс.