— Что это должно означать?
— Ничего особенного. Мы, конечно, оба американцы, но придется пойти на определенные…
— Сто долларов вас устроят? — я сразу понял, к чему он клонит.
— Американских?
— Американских.
— Тогда слушайте. Я — в Чайнатауне. На такси вы доберетесь до угла Саутбридж-Роуд и Гросс-стрит. Там пересядьте на велорикшу и попросите отвезти вас к Толстухе Анни. Вас доставят по назначению.
— Хорошо. Когда?
— Приезжайте к восьми часам, и мы сможем перекусить перед дорогой.
— А что у Толстухи Анни, ресторан?
Нэш хохотнул.
— У нее публичный дом, приятель, или вы ожидали чего-то другого?
— Публичный дом, — повторил я и положил трубку.
Сингапур не засыпает круглые сутки, а в Чайнатауне, квадратной миле земли, застроенной домами под черепицей, жизнь бьет ключом и днем, и ночью. На этой квадратной миле теснилось более ста тысяч человек, и один из старожилов, родившийся в Шанхае в 1898 году, как-то сказал мне, что Чайнатаун более всего похож на Китай, каким тот был до падения императорской династии в 1912 году. Я думаю, что в Чайнатауне можно найти все, что душе угодно, от опия до бродячего музыканта, который споет за десятицентовик древнюю песню. Лишь уединению в Чайнатауне места нет — постоянно используется каждый квадратный фут, и койка, бывает, арендуется на несколько часов, если кто-то хочет отдохнуть. Краски слепят, и маленькие китайчата, в красном, золотом, фиолетовом, на все лады расхваливают достоинства молодой собачатины и прошлогодних яиц.
Велорикша вез меня по улице Чин-Чу, криками разгоняя пешеходов, которые весело кричали что-то в ответ. Выстиранное белье, развешанное на длинных бамбуковых шестах, образовывало навес над мостовой, а уличные торговцы совали мне в лицо свои товары.
На лотках продавали и пирожные, и наживку для ловли рыбы, и рис, и обезьянок. Мастера по изготовлению ключей и кузнецы били молотками по металлу, иногда в такт музыке, китайской, американской или английской, льющейся из никогда не умолкающих транзисторных приемников. Запахи грязи и пота смешивались с ароматами благовоний, сандалового дерева, жарящегося мяса, а над всем стоял гул человеческих голосов.
Заведение Толстухи Анни меня не впечатлило, и я даже спросил велорикшу, китайца среднего роста, потерявшего почти все зубы, туда ли он меня привез. Китаец закатил лаза, как бы описывая тысячу и одно удовольствие, ожидающие меня внутри, поэтому я заплатил ему доллар, хотя моя пятнадцатиминутная поездка стоила раза в три меньше, толкнул красную дверь и оказался в маленькой клетушке, где старуха сидела на низкой скамье и курила трубку с длинным-предлинным чубуком.
— Капитан Нэш, — назвал я пароль.
Она кивнула и указала трубкой на другую дверь. Вторая комната превосходила размерами первую, там были столы, стулья, посетителей, правда, я не заметил, и бар в одном углу, за которым на полке красовались бутылки. Левую часть бара занимал новенький блестящий кассовый аппарат. Рядом с ним на низком стуле сидела женщина, весом никак не меньше трехсот фунтов.
Пока я пересекал комнату, она не сводила с меня черных, прячущихся в жирных складках, глаз.
— Я ищу капитана Нэша.
— Он в гостиной, — она чуть шевельнула головой, указывая на дверь слева от бара. Затем голова вернулась в прежнее положение. Меня удивил ее голос, не только американским акцентом, но мягкостью, даже мелодичностью.
— Вы из Штатов? — спросила она.
— Лос-Анджелес.
Она кивнула.
— Я так и думала. Потому-то Нэш и приходит сюда. Я сама из Штатов.
— Сан-Франциско? — предположил я.
Она засмеялась, и все триста фунтов ее тела колыхались, как ванильный пудинг.
— И близко не бывала. Из Гонолулу. Вы хотите девочку? Они еще не пришли, но я могу пообещать вам молоденькую красотку.
— Вы, должно быть, Анни.
— Не Анни, Толстуха Анни, — она вновь засмеялась. — Так как насчет девочки?
— Может, позже. А сейчас мне нужен капитан Нэш.
— Так идите, он за дверью.
Толстуха Анни не ошиблась, называя третью комнату гостиной. Мебель темного дерева, мягкий свет настольных ламп, восточный ковер на полу, светло-зеленые стены с вызывающими ностальгию английскими пейзажами. В центре гостиной Нэш и юная, очень красивая китаянка в мини-юбке склонились над шахматной доской. Чувствовалось, что ход Нэша, и он не может выбрать лучший.
— Привет, Которн, — поздоровался Нэш, не поднимая головы. — Я сейчас.
Наконец, он решился и двинул слона. Королева девушки метнулась через всю доску.
— Шах и мат в два хода.
Нэш несколько мгновений не отрывал взгляда от доски, затем вздохнул и откинулся на спинку стула.
— Три раза подряд, — вздохнул он.
Девушка показала ему четыре пальца.
— Четыре. Ты должен мне четыре доллара.
— Хорошо, четыре, — согласился Нэш, достал деньги из нагрудного кармана и расплатился с китаянкой. — А теперь иди, Бетти Лу.
Девушка грациозно поднялась, улыбнулась мне и исчезла за дверью, через которую я только что вошел.
— Бетти Лу? — переспросил я.
— Именно, — подтвердил Нэш.
— Когда мы отплываем?
— Давайте сначала поедим, — он крикнул что-то по-китайски, и в гостиную, волоча ноги, вошел старик в черной блузе и в черных же брюках. Нэш сказал что-то еще, дал старику деньги, тот задал вопрос, Кэш ответил, и старик поплелся прочь.
— Сейчас он принесет нам что-нибудь с улицы.
— Где вы учили китайский? — спросил я.
— У меня жена — китаянка. Самые лучшие жены, не считая, быть может, японок, но я до сих пор недолюбливаю японцев, потому что близко познакомился с ними во время войны. Жестокие мерзавцы. Давайте-ка выпьем, — он встал и направился к столику, на котором стояли бутылка виски и несколько бокалов. Я качал говорить «отлично», но не успел произнести этого слова, потому что начались судороги, и передо мной появился Анджело Сачетти, медленно падающий в Сингапурскую бухту. Когда я пришел в себя, Нэш стоял надо мной с двумя бокалами в Руках.
— Малярия? — спросил он. — Никогда не видел таких тяжелых приступов.
Я вытащил из кармана носовой платок, вытер лицо и руки. Моя рубашка насквозь промокла от пота.
— Это не малярия.
— Случается часто?
— Достаточно часто.
Он покачал головой, как я понял, выражая сочувствие, и протянул мне бокал.
— Все-таки поплывем?
— Больше этого не случится. Во всяком случае, сегодня.
Мы выпили, а десять минут спустя появился старик с подносом еды. Он принес рис, лапшу в густом коричневом соусе, гигантских креветок, жареную свинину. На двух тарелках блюда показались мне незнакомыми. Ели мы палочками, и я, несмотря на недостаток практики, управлялся с ними довольно ловко.
— Что это? — я взял кусочек мяса незнакомого мне блюда и тщательно прожевал его. — Телятина?
Нэш попробовал, нахмурился, покачал головой, взял еще кусок.
— Молодая собачатина, — объяснил он. — Вкусно, не правда ли?
— Объеденье, — согласился я.
Лодка Нэша, вернее, относительно новый скоростной катер длиной пятнадцать футов, с фиберглассовым корпусом и подвесным мотором, покачивалась на волнах у набережной реки Сингапур меж двух самоходных барж с нарисованным на корме огромным глазом, как объяснил Нэш, отгоняющим злых духов. Мы спустились к воде, и Нэш ногой разбудил спящего индуса, от большого пальца ноги которого тянулась веревка к носу катера.
— Мой сторож, — пояснил он.
— Где вы держите ваш кампит? — спросил я.
— Подальше от лишних глаз. Одна из этих барж завтра или днем позже привезет груз в Сингапур.
Сторож придерживал катер, пока мы поднимались на борт. Затем улегся поудобнее на нижней ступени у самой воды и вновь заснул. Нэш завел мотор, задним ходом вывел катер на чистую воду и взял курс на бухту и «Чикагскую красавицу».
— Что вы собираетесь делать, когда мы доберемся туда? — прокричал он, перекрывая рев мотора.
— Попрошу провести меня к Сачетти.
Он покачал головой и пожал плечами, словно показывая, что ему и раньше приходилось иметь дело с дураками. По мере приближения к яхте она росла прямо на глазах.