— Пройти в ваш кабинет. Ведите нас.
— И не вздумайте мудрить, — добавил Джо.
В приемной никого не было, и они прошли прямо в кабинет, который представлял собой нечто среднее между огромной гостиной и официальным банковским залом. В двух стенах были прорезаны окна, в углу стоял письменный стол красного дерева с чернильницами из оникса и двумя телефонными аппаратами. На полированной поверхности белело несколько листков, сложенных аккуратной стопкой. Пара стульев в сине-белых полосатых чехлах, возле другой стены — большой старинный банкетный стол. В отделенном загородкой углу — обеденный столик из стекла и никеля и бар с фонариками на каждой полке. Синяя софа с восьмиугольным столиком для кофе, два кресла. Тяжелые пепельницы, несколько дорогих картин на стенах. Шесть телеэкранов. На них Том и Джо взглянули сразу, едва переступив порог. Ничего необычного камеры не зафиксировали. Пока все шло нормально. В холле теперь не было охранников.
Секретарша Истпула, высокая холодная красавица в вязаном платье из некрашеной пряжи, оторвалась от окна и направилась к своему начальнику.
— Мистер Ист…
— Эти двое, — прервал ее Истпул, махнув рукой в сторону полицейских, но Том быстро перебил его, шагнув вперед:
— Все в порядке, мисс, не надо волноваться…
Секретарша скользнула взглядом по лицам вошедших и встревожилась.
— Эти люди не полицейские, — с горечью произнес Истпул.
— Мы отчаянный народ, — попытался пошутить Том; девушку следовало немедленно ободрить. — Проводим крупное ограбление.
— У вас возьмут интервью для телевидения, — грубо добавил Джо. — Как у стюардессы.
В ее глазах мелькнул испуг.
— Мистер Истпул, что тут происходит?..
— Я же вам объяснил, — сказал Том. — Лично вы в полной безопасности. Мистер Истпул, садитесь за стол.
Джо указал на телеэкраны, на которых виднелись охранники.
— Имейте в виду: если кто-то из них вдруг заволнуется, вам конец, — предупредил он.
— Нечего угрожать мне! — ответил Истпул. — У нас есть возможность организовать арест в любой момент.
— Кто может запретить вам так думать, — кивнул Том.
— Мы с вами будем ждать здесь, — заявил Джо Истпу-лу. — Мой напарник и ваша подруга пойдут в хранилище.
Секретарша замотала головой.
— Но я не могу, — еле слышно проговорила она. — Я в обморок упаду.
— Не упадете, — успокоил ее Том. — Вы справитесь. Только ни о чем не тревожьтесь.
— Вы же всего-навсего выполняете распоряжение начальника, — добавил Джо и многозначительно взглянул на Истпула.
— Да, — обреченно подтвердил тот. — Придется сделать все, что они хотят, мисс Эмерсон. Зато потом полиция займется ими по-настоящему.
Она бросила на Истпула последний умоляющий взгляд, но банкир так и не поднял глаз. Мисс Эмерсон покорно пошла к двери, Том двинулся следом.
Теперь я был один, без Джо. Секретарша Истпула вела меня через комнаты, полные народу. Она могла неожиданно закричать, запаниковать, действительно упасть в обморок. Что тогда? А если ее страх — лишь игра? Если на самом деле она просто ждет удобной минуты, чтобы поднять тревогу? Вдруг она в какой-то момент упрется? Или произойдет одна из тысячи непредвиденных случайностей? Я понятия не имел, как быть, откажись она подчиниться, и не знал, каким образом вернее всего самому заставить ее действовать. Она здесь во плоти, идет рядом со мной, и это приводит меня в ужас. Я не знал, допустимо ли показать ей свое волнение. Что, если она, как это порой случается с женщинами, вдруг просто закапризничает? Или выкинет вовсе уж ни с чем не сообразное коленце? Или попытается перехитрить меня? Тревожные мысли вихрем клубились в моей голове.
Наконец я решился заговорить, чтобы как-то разрядить возникшую между нами напряженность. Деловито и немного резко я сказал:
— Вы войдете в хранилище одна. Нам нужны облигации на предъявителя. Вы представляете себе, что это такое?
Она кивнула не оборачиваясь.
— Прекрасно. Достоинством они должны быть не меньше двадцати и не больше ста тысяч долларов. Общая сумма — десять миллионов.
Тут ее натурально качнуло, но она сразу же овладела собой и кивнула опять.
— Вы будете умницей и сделаете все, как надо. Напоминаю, мой сообщник остался с вашим начальником, он видит хранилище на телеэкране. Видит он и тамбур, где дежурит охранник. Если вы попытаетесь заговорить с дежурным или совершить какую-нибудь глупость в самом хранилище, он это заметит.
— Я постараюсь не делать глупостей, — ответила девушка. В голосе ее звучал ужас. Она была готова немедленно расплакаться.
— Я знаю, просто хотел напомнить, только и всего. Не волнуйтесь так!
Мы прошли через большой зал, где все работники стояли у окон спиной к нам, и очутились в пустом коридоре.
— Вот и хорошо, — сказал я ей. — Вам-то что беспокоиться! Это всего лишь облигации, да и то не ваши кровные. Стоит ли так переживать?
Я развел руками и улыбнулся. Она по-прежнему старалась не смотреть в мою сторону. Мы прошли уже весь коридор, и мисс Эмерсон указала на закрытую дверь впереди.
— Вот тамбур.
— Жду вас здесь, — сказал я. — Повторите, что мне нужно.
Она вновь кивнула, резко и судорожно:
— Облигации на предъявителя. Достоинством не меньше двадцати и не больше ста тысяч.
— На общую сумму?
— Десять миллионов долларов.
— Правильно. И помните: мой напарник следит за вами.
Она открыла дверь и вошла, а я привалился к стене и стал ждать.
Следить за Истпулом и экранами одновременно удобнее всего было из-за стола. Усадив банкира, я встал за его спиной и прислонился к стене между окнами. Таким образом мне было видно все, что происходит в комнате и на улице. На среднем экране виднелось хранилище, а на левом — тамбур. Хранилище напоминало огромный стенной шкаф. Дверь я не видел, стало быть, камера висела прямо над ней. Три стены занимали ряды ящиков, каждый размером с почтовый конверт. Площадь свободной части пола составляла футов шесть, не больше. Тамбур тоже был невелик. За столом на обычном стуле без подлокотников сидел охранник и читал «Дейли ньюс». На столе не было ничего, кроме телефона, листка регистрации посетителей и шариковой ручки. Тем убранство и исчерпывалось. Вход в тамбур тоже находился под камерой. Дверь в хранилище была открыта.
Выглянув на улицу, я увидел парад. Оркестры все еще шли мимо, справа, на расстоянии квартала, казалось, кружил снег: вниз летели серпантин и конфетти, отмечая место, где сейчас проезжали побывавшие на Луне астронавты. Еще далеко — не разглядеть.
Истпул сидел, слегка набычившись, положив перед собой руки. Плечи его чуть сгорбились. Значит, мое присутствие за спиной нервировало его. Ощущение и впрямь не из приятных.
Люди вроде Истпула не на шутку раздражают меня. Раскатывают в «кадиллаках» с кондиционерами! Обожаю штрафовать власть имущих, хотя толку от штрафов никакого: что значат двадцать пять долларов для такого типа, как этот Истпул?
Ждать, ничего не делая, было, признаться, тяжело. На экране появилась секретарша. Она вошла в тамбур. Я видел ее со спины и не мог разглядеть выражения лица. Как-нибудь в другой раз я полюбовался бы твоими бедрами, милашка, но сейчас меня куда больше интересует личико!
По крайней мере, я мог видеть физиономию охранника. Он поднял глаза и одарил секретаршу широкой улыбкой. Мисс Эмерсон склонилась над листком на его столе, расписалась, потом вошла в хранилище. Охранник тут же уткнулся в газету.
В хранилище она огляделась и подняла глаза на камеру. Я смотрю, дорогая, смотрю…
Охранники в холле болтали, опершись о конторку. К экранам ни тот, ни другой не обернулись.
Секретарша достала из ящика лист плотной бумаги, похожий на институтский диплом, потом выдвинула еще один ящик, вернулась к первому. Я мог только надеяться, что она не напутает и что Том растолковал ей, что нам нужно. Не хотелось бы мне, вернувшись домой, узнать, что мы прошли через все эти муки ради кипы бесполезных бумажек.
Возилась она чертовски долго, просматривала бумагу за бумагой и большую часть их запихивала обратно в ящик. Черт, да быстрее же ты! Хватай их пачками, и пошли… Нельзя пропустить парад, он — часть нашего плана.