— Я убил его случайно, надо было защищаться.
— Он убегал от тебя, да?
— Наверно, да, но вы ведь знаете, как бывает в таких случаях. Находился в состоянии аффекта. Я видел, что он вроде бы хотел бежать, но точно определить в темноте, да в такую минуту, что он там хочет сделать, сами понимаете, было практически невозможно. Мне показалось, что он пытается выхватить пушку. Впрочем, не знаю. Наверно, я просто был крайне возбужден.
Шериф сказал:
— Пойдем, Дональд, я отведу тебя вниз, а потом тебя отвезут в тюрьму. Постараюсь сделать так, чтобы тебе там было удобно. Позвоню коллегам в Калифорнию, чтобы они побыстрей приехали за тобой.
— Мне опять придется возвращаться в Калифорнию?
— Разумеется.
— Не хочется ехать в такую жару через эту пустыню.
— Да, да, понимаю тебя. Но, думаю, они повезут тебя ночью.
— Адвоката можно вызвать?
— Да чем он тебе поможет?
— Не знаю. Но хотелось бы с ним поговорить.
Шериф сказал:
— Вот что я тебе скажу, Дональд. Самое лучшее в твоем положении — это подписать отказ от экстрадиции, вернуться в Калифорнию и рассказать обо всем по-честному.
Я покачал головой.
— Не буду я ничего подписывать.
— Ладно, Дональд, тебе видней. А теперь пошли в камеру. Сам понимаешь: порядок есть порядок.
Глава 12
Тюремная постель была жесткой, матрас — тощий, а холод такой, что ночью меня пробирало до костей. Я лежал, дрожал и ждал.
Где-то совсем рядом разговаривал сам с собой пьяный, он все бубнил и бубнил какую-то несуразицу. В соседней камере мирно похрапывал автомобильный вор. Должно быть, была уже полночь. Я заставил себя вспоминать ту жару, которая сопровождала нас, когда мы ехали по пустыне. Но мысли о жаре не согревали. Тогда я стал думать об Альме…
В дальнем конце коридора загромыхала дверная задвижка, потом послышались тихие голоса и шум приближающихся шагов. Внизу, в служебном кабинете, скрипнули о цементный пол ножки стула. Я услышал, как чиркнули спичкой, потом заговорили, но разобрать о чем, было нельзя. Хлопнула дверь, и все смолкло.
Минут через пять в конце коридора снова послышались шаги. Дверь камеры открылась, и возникший на пороге охранник сказал:
— Поднимайтесь, Лэм. Вас вызывают.
— Я хочу спать.
— Ничего не поделаешь, придется идти.
Я встал с кровати. Из-за холода я так и не снял с себя одежды, поэтому был готов без сборов.
Охранник сказал:
— Следуйте за мной. Не заставляйте их ждать. Поживей.
Я последовал за ним. В кабинете меня ждали окружной прокурор, шериф, заместитель окружного прокурора, стенографист и два полицейских из Лос-Анджелеса. В центре комнаты стоял стул, на него была направлена ярко светившая настольная лампа. Шериф сказал:
— Этот стул для тебя, Дональд. Садись.
— Свет слишком яркий.
— Ничего, скоро привыкнешь. Надо, чтобы твое лицо было хорошо видно каждому из нас.
— Но разве для этого нужно, чтобы мои глаза истекли слезой?
— Если будешь говорить правду, Дональд, нам не придется очень уже внимательно следить за выражением твоего лица, чтобы не прозевать, когда ты начнешь врать, но если будешь врать, как врал раньше, то нам придется последить за тобой куда тщательней, — во все глаза, так сказать.
— А что заставляет вас думать, что я говорил вам неправду?
Он рассмеялся и заявил:
— Правды в твоем рассказе было ровно столько, сколько необходимо, чтобы убедить нас, что ты располагаешь интересующей нас информацией; остальную правду ты скрыл.
Он чуть отвернул лампу, чтобы свет не бил мне прямо в глаза.
— Итак, Дональд, — сказал шериф, — эти джентльмены приехали из Лос-Анджелеса. Они проделали весь путь через пустыню только для того, чтобы послушать твою историю. Они многое знают и хорошо понимают, что нам ты лгал. Хотя местами в твоем рассказе и проскальзывала правда. Теперь мы хотим услышать от тебя все, без утайки.
Он говорил таким отеческим тоном, каким обычно разговаривают с полудурками. Таким приемом полицейские обычно пользуются в разговоре с прожженными плутами, и те, как правило, клюют на эту удочку.
Я сделал вид, что поддался на его уловку.
— Ничего не могу добавить к тому, что уже рассказал вам вчера, — угрюмо сказал я.
Шериф вновь поправил лампу, и свет ударил в мои воспаленные глаза.
— Боюсь, Дональд, нам придется двигаться вперед потихоньку, шаг за шагом и следить за выражением твоего лица.
— Бросьте ваши приемчики, — сказал я. — Брехня все это. Шьете мне третью степень.